них – совсем еще дети, не старше двенадцати.
Осмотр идет быстро – доктор не тратит на каждого и пяти минут. Его монотонный бубнеж с завидным постоянством прерывает одно-единственное слово, которое он говорит громко и внятно: «Морепригоден!» Это – своеобразная веха, после которой один матрос переходит к писарю, а его место занимает другой. Когда подходит очередь Сола, доктор бегло ощупывает его руки и ноги, заглядывает в рот, оттягивает обожженное веко. От боли Эд вздрагивает.
– Очень прискорбно, мистер… – Доктор смотрит на него снизу вверх. Его глубоко запавшие глаза подернуты желтой пленкой.
– Эдвард Сол. Что прискорбно?
– Чем вы обожгли лицо?
– Кипящим купоросным маслом.
МакКатерли удивленно приподнимает бровь, потом отворачивается.
– У вас сильно повреждена роговица левого глаза, мистер Сол. Боюсь, вы не сможете им видеть. Какие болезни перенесли?
– Чуму. Шесть месяцев назад.
– Чуму? Каким невезучим надо быть, чтобы в дни царства Красной Смерти заболеть чумой? Или везучим?
– В моей болезни не было ни грамма удачи, сэр. Ни плохой, ни хорошей.
Доктор скептически хмыкает, после чего теряет интерес к Эдварду.
– Морепригоден!
Эда слегка подталкивают в спину, он отходит, оказавшись напротив установленного на палубе стола писаря.
– Имя? – бесцветным голосом спрашивает плешивый коротышка с потертыми очками на носу. Перед ним лежит толстый, разбухший от многократного использования гроссбух.
– Эдвард Маллистер Сол.
Писарь хмыкает и выводит в строке два коротких слова. «Эд Сол» – коряво выведенные буквы заставляют улыбнуться.
«Два „Л“ только для офицеров», – вспоминается цитата из старой антивоенной книжки.
– Возраст?
– Тридцать два.
– Рост?
– Шесть футов, пять дюймов.
– Вес?
– Двести десять фунтов.
Писарь делает еще несколько записей в книгу. Подняв блеклые, воспаленные глаза, он несколько секунд пристально изучает Сола.
– Татуировки, шрамы, родимые пятна – есть?
– Нет.
Словно не соглашаясь, левая щека отдает уколом острой боли. Дернув уголком рта, Эд указывает на нее:
– Ну, кроме этого.
– Это я и так вижу, – отвечает писарь. – Откуда родом?
– Олднон, – решив не усложнять ситуацию, говорит Сол.
– Морской опыт есть? С парусами обращаться умеешь? Плотницкому делу обучен? Бондарь? Слесарь? Котельщик?
Эд отрицательно мотает головой на каждый вопрос.
– Ладно хоть ростом вышел, – ворчит писарь, выводя очередную строку.
Эд читает «Лэндсмен». Писарь откладывает перо.
– Повторяй за мной: «Перед Богом всемогущим клянусь верой и правдой служить его величеству королю…»
Через полчаса Эдвард Сол уже полноценный матрос. В трюме квотермастер выдает ему форму: полосатые парусиновые брюки, такую же рубаху, жилет и форменную синюю куртку. В довесок к ним идет пара стоптанных ботинок и клетчатый шейный платок. Боцман ведет его и других новобранцев вниз. Эд не знает, как это место называется по-морскому, но сухопутным языком выходит «минус второй этаж».
Между полом и потолком не будет и двух метров, так что идти приходится согнувшись. Большую часть свободного места занимают массивные громады корабельных орудий. Между ними расположены подвешенные к потолку на тонких веревках прямоугольные столы, за которыми теснятся моряки. Там же устроены небольшие полки. Ближе к центру подвешены парусиновые
