Я окинула кухню любопытным взглядом, присматривая — что бы закинуть себе в рот, и остановила свой выбор на ярко-желтом персике, который одиноко и призывно лежал поверх горы яблок в широкой плетеной корзине.
— Омар-ага, а для кого эти фрукты? — спросила я, не отрывая от аппетитного фрукта взгляда.
— Эти для валиде и фаворитки. Дэрья Хатун уж больно персики любит. Целая телега во дворе еще не разобрана по корзинам. А один вот упал, да повара его к яблокам подложили.
— Так я отнесу его госпоже? Скажу — Омар-ага вам свое почтение шлет! — спросила я, хитро прищурив глаз.
— Ай-ай, умно придумала! Бери скорее да неси! — грузный мужчина в заляпанной овощами и маслом рубахе на удивление быстро подбежал к корзине, подхватил персик и обтер его полотенцем со своего плеча.
Я получила в раскрытые ладони этот желанный плод и поспешила в коридор, в первом же закоулке которого и уничтожила сей дар, не испытывая абсолютно никаких угрызений совести.
От Дэрьи Хатун не убудет. А мне подкрепиться совсем не помешает, не дай бог еще рухну в обморок от волнения и голода прямо во время танца.
Кстати о танце — я все еще не придумала, как поразить падишаха, потому как школа балета и ночные клубы не подготовили меня к подобного рода представлениям.
Шестеренки в моей голове работали с невероятной скоростью, воспроизводя в памяти все индийские и турецкие сериалы, которые я видела. Эдакий ускоренный курс восточных танцев.
Что ж, надеюсь, я сдам этот экзамен. Пересдача здесь не предусмотрена.
ГЛАВА 12
Когда я вернулась в танцевальный класс, мои соперницы уже извивались под экзотические ритмы Востока — каждая из кожи вон лезла, чтобы затмить конкурентку. Одна трясла бедрами, вторая изгибалась, как змея, выпячивая грудь, третья виляла попой и при этом то и дело закидывала голову назад, приподнимая руками свои шикарные темно-русые волосы, четвертая же выделывала животом такие вещи, от которых дух захватывало.
«М-да, — подумалось мне, — куда уж тут мне с моими балетными па».
— Где ты ходишь? — накинулась на меня Зейнаб-калфа. — Уже пора идти, а ты только явилась! Некогда теперь репетировать, все прогуляла. Ох, не сносить мне головы! Все из-за этой растяпы Зулейки. О, аллах, аллах! Что же я валиде скажу?
Она как-то жалобно выдохнула, затем вышла в коридор, оставив меня в недоумении.
— Сидела бы ты лучше да ступни госпоже массировала, джарийе! — прошипела мне высокая шатенка, которая искусно трясла задницей под ритмы томбака. Последнее слово она произнесла так, словно выплюнула муху, случайно залетевшую ей в рот — с отвращением и нервной дрожью. Казалось, ее вот-вот вырвет от одного только моего вида.
Остальные презрительно прищурили глаза и тихонько засмеялись, перешептываясь между собой.
— Что за веселье? Или вам кто шербет преподнес? Ишь, устроили тут балаган! — рявкнула неожиданно появившаяся в дверях калфа, в руках у которой я увидела что-то вроде отреза ткани. — На вот, переодевайся. Да пошустрее. Масуд-ага уже пришел за вами. — Она протянула мне аккуратно сложенный сверток материи.
Я забилась в дальний угол комнаты и, зажмурившись от стыда, быстро скинула с себя одежду. Увы, но о белье в нашем понимании здесь ничего еще не знали, так что я предстала перед своими соперницами обнаженной, ибо хлопковые панталоны тоже пришлось снять, чтоб из-под «концертного костюма» не выступали.
Зейнаб-калфа принесла для меня шелковые шаровары нежного мятного цвета и золотистый атласный топ с шифоновыми рукавами, украшенными яркими шелковыми лентами сиреневого цвета.
На обеих штанинах моих шаровар зияли огромные прорези — от бедра до щиколотки, подвязанные тонкими тесемочками.
— Ну все! Хватит уже прихорашиваться! — Масуд-ага подошел ко мне и начал легонько подталкивать в спину к выходу. — Идите быстрее, вас еще причесать да накрасить нужно!
Нас завели в какую-то кладовку, где в ряд стояли несколько зеркал и мягких пуфов. На многочисленных полках были разложены баночки, мензурки, кисточки из конского хвоста, тонкие лучины с обгоревшими острыми концами, а у стены располагался сундук коричневого дерева с открытой крышкой. Я посмотрела на его содержимое и ахнула — заколки, броши, ожерелья, браслеты, диадемы и ободки, — все это переливалось в свете факелов, ослепляя и завораживая.
