об успехах миссии.
Мы принялись разбирать выгруженное. Когда мы загрузили мула по полной, бедный бот почти скрылся под нависшими с обоих его боков тюками. Но и на нашу долю пришлось по тридцатикилограммовому рюкзаку.
Алекслав распаковал рацию и отчитался о состоявшейся высадке. Запас ретрансляторов «Семени» был ограничен, и покрытие связью нашего района оставляло желать лучшего. Именно поэтому мы и захватили с собой коротковолновый приемопередатчик с выдвижной антенной. Ширина канала была отвратительной, позволяя задействовать только аудиотекстовый поток, но для связи с катером ее вполне хватало.
Я разложил летуна. Мы водрузили зловещего вида прибор, мне напоминающий военный слепящий лазер, Алекславом же названный импульсным тахеометром, на треногу. Геолог сопряг устройство с айдимом и принялся набивать какие-то команды. Установка тихо загудела, вращаясь в разные стороны и посверкивая лазерным зайчиком. Минут через пять Алекслав тихо ругнулся, досопряг в сеть летуна и запустил его в воздух.
Я терпеливо ждал. Прибор гудел, летун описывал круги в вышине, Алекслав работал. Довольно скоро он отключил сеть, пружинисто поднялся на ноги, распаковал свою установку и жестом предложил мне погрузить ее на мула. Бот перенес увеличение веса стойко – в конце концов, он был рассчитан на два центнера штатной нагрузки. Летун остался жужжать в вышине, хоть и снизил высоту.
– В добрый путь, – произнес Алекслав. – Димер, мы спустимся в ущелье по правому краю склона и двинемся берегом к высотке на четыре часа, – движением руки он переслал мне карту с проложенным маршрутом. – Летун пойдет перед нами в двадцати метрах, бот в хвосте, вы в центре.
Мне подумалось, что разумнее было бы пустить машину вперед, но я воздержался от непрошеных советов. Опыт походов у Алекслава всяко был побольше моего.
Как показала практика, Алекслав слов на ветер не бросал. Мул нес на себе большую часть нашей поклажи, и его утрата заставила бы нас свернуть экспедицию в самом начале. Да и проходимость бота груз не улучшил. Алекслав же находил дорогу не хуже, а то и лучше прошитого под альпинистские маршруты мула, безошибочно угадывая качающиеся под ногами камни и шаткие осыпи.
Связавшись тросами, мы спустились по северо-кей-западной стороне уступа, где рухнувшие пласты образовали каменную лестницу, ведущую к реке. Вскоре шум потока усилился, и между упавшими глыбами мы увидели белое кипение Кей-западной, зажатой в узкой каменной теснине.
Петляя между камнями, кое-где влажными от брызг, мы зашагали вверх по горному склону. Вокруг поднимались красноватые слоистые склоны. Поднимающееся вверх солнце не проникало на дно ущелья, и я порадовался тому, что на мне куртка с подогревом.
Периодически Алекслав отходил в сторону, и, вооружившись геологическим молотком, откалывал небольшие кусочки камня. Изучал их, хмыкал и убирал в кармашки пояса.
Растительность здесь почти не росла, лишь свисали со скал, не доходя до дна, плети лианохвощей. Тем не менее, нельзя было сказать, что здесь не водится ничего живого – кружились над водой и ползали по мокрому камню крохотные насекомые, в дальней части ущелья блестели алой шерстью мечущиеся над бурунами краснокрылки.
Несмотря на возраст, Алекслав задал хороший темп. Пружинистой походкой пожилой разведчик отмерял километр за километром, не обращая внимания на скользкую из-за влаги поверхность скал и отколовшиеся от стен ущелья глыбы, многие из которых приходилось обходить, через иные – перебираться.
Впрочем, я не отставал. Нас неплохо поднатаскали перед атакамской вылазкой, обучив сохранять в маршбросках дыхание и грамотно распределять груз в рюкзаках. Мы поднимались все выше и выше, несколько раз мне пришлось сглотнуть, когда уши начало закладывать перепадом давления.
Мы отмахали километров семь от точки высадки, когда Алекслав остановился. Мы шли по отлого спускающейся к воде каменной осыпи, и я внимательно следил, куда ставлю ногу – не хватало еще принять на пронизывающем ветру ледяную ванну.
Вначале я подумал, что Алекслав собрался сделать привал и пообедать – время уверенно близилось к середине дня. Однако геолог подозвал мула и снял с его платформы самый объемистый предмет нашего багажа – массивную установку, смахивающую на плод беззаконной любви ядерного реактора и кофемолки. Водрузив ее на более-менее ровный участок, он принялся складывать в самое прозаическое ведерко мелкие камушки.
– Димер, – обратился он ко мне, ненадолго отвлекшись от процесса. – Если вас не затруднит, спуститесь к воде и возьмите образцы с речного дна, – геолог протянул мне второе ведерко.
