сестер. Только вот относились к ее достижениям все вокруг как к дополнительному украшению, чему-то вроде самоцвета в короне физической красоты.
По мере того как она росла, корона становилась тяжелее. Летом ей больше не разрешали дни напролет проводить на озере Тойемотика с друзьями, когда можно было бегать по берегу до тех пор, пока сердце не начинало отчаянно колотиться в груди, во рту пересыхало, а кожа становилась блестящей от пота. Тогда они раздевались и прыгали в прохладную освежающую воду и плавали до полного изнеможения.
Теперь ей постоянно повторяли, что солнце вредно для ее безупречной кожи, что, если она будет бегать босяком, на ногах появятся отвратительные мозоли, что нельзя, не думая о последствиях, нырять в озеро, потому что она может налететь на острый камень на дне и получить шрам на всю жизнь. Единственное, что ей позволялось летом в качестве развлечения, – это танцы. В залах, где они устраивались, царили тишина и покой, куда солнце едва проникало сквозь шелковые шторы, а на полу лежали мягкие циновки, сплетенные из травы.
Планы, которые она вынашивала с детства: отправиться в Хаан, чтобы изучать с наставниками математику, риторику и композицию, а потом уехать в Тоадзу, в далекий Ган, где открыть собственный торговый дом, – пришлось оставить. Вместо этого за огромные деньги были наняты преподаватели из модных домов Мюнинга, которые и рассказывали ей о цвете, покрое и тканях для платьев, предназначенных для самых разных случаев и приемов, так чтобы они подчеркивали достоинства ее тела, которое снова и снова называли прекрасным. Ее также учили правильно ходить, разговаривать, держать палочки для еды, чтобы изящно показывать, какое у нее в этот момент настроение, как пользоваться косметикой, чтобы получить необходимый результат, всякий раз великолепный, точно изысканная картина.
– Зачем все это? – спросила она однажды у своих приемных родителей.
– Ты не обычная девушка, – ответила мать. – А красоту нужно уметь подчеркивать, чтобы использовать весь ее потенциал.
Так и случилось, что вместо риторики Кикоми изучала технику речи; вместо композиции – умение создавать собственное лицо при помощи пудры, краски и украшений, а также улыбок; училась правильно хмуриться или надувать губы, чтобы привлекать к себе как можно больше взглядов.
Кикоми знала, что существует некое клише: красивые женщины часто говорят, что боги прокляли их, наделив красотой, – но для нее это так и было.
Когда началось восстание и двор Аму был восстановлен, Кикоми решила, что наконец немного отдохнет от бесполезных занятий. Во времена войн и мятежей, формирования армии и флота, развития новой политики кому нужна красота? Кикоми думала, что, как член правящего дома Аму, будет трудиться рядом с дядей, королем, – возможно, станет одним из его доверенных советников. Она была умна, неиспорченна, знала, что такое тяжелая работа, и не сомневалась, что король и его министры это оценят. Но ее продолжали наряжать как куклу, раскрашивали лицо до такой степени, что она переставала чувствовать собственную кожу, говорили встать тут, а потом – там, грациозно: «Ты ведь помнишь как: будто танцуешь или паришь». Ее повсюду выставляли напоказ, и всякий раз говорили, что она должна молчать, выглядеть скромной и серьезной, что от нее должно исходить вдохновение.
– Ты символ возрождения Аму, – сказал однажды ей дядя, король Понадома. – Из всех королевств Тиро мы всегда славились своей преданностью цивилизации, изяществом и утонченностью. Быть красивой – это самое главное, что ты можешь сделать для нашего королевства, Кикоми. Больше никто не в состоянии напомнить народу о наших идеалах, славе и нашей богине.
Кикоми взглянула на платье, которое висело на специальной стойке у окна. Голубой шелк и классический покрой должны были сделать ее еще больше похожей на Тутутику. Она приготовилась к очередному вечеру, где ей предстояло изображать великолепно одетую, раскрашенную статую, когда голос у нее за спиной произнес:
– Ты похожа на озеро Тутутика. Спокойна на поверхности, но полна противоречивых течений и темных пещер на дне.
Голос принадлежал женщине, которая стояла в тени, рядом с дверью в спальню. Кикоми разглядела зеленое шелковое платье современного покроя: такие носили придворные дамы – и подумала, что, возможно, это жена или дочь одного из доверенных советников короля.
– Кто вы?
Женщина сделала шаг вперед, чтобы свет заходящего солнца упал на ее лицо. Глядя на незнакомку, Кикоми испытала настоящее восхищение: золотоволосая, с небесно-голубыми глазами и кожей безупречной, точно гладко отполированный кусок янтаря. Принцесса решила, что красивее женщины в своей жизни не видела, хотя была она похожа на юную девушку, мать и старуху, лишенную возраста, одновременно.
Женщина проигнорировала ее вопрос и проговорила:
– Ты хочешь, чтобы тебя ценили за то, что можешь сказать, за твои мысли и дела, и думаешь, что твоя жизнь стала бы легче,
