сомневался, что брат гордился бы им.
«Я сражаюсь, как генерал Цзинду», – промелькнуло в голове, когда вспомнил, как Мата летал над стенами Дзуди и разил врагов до тех пор, пока не осталось ни одного воина Ксаны, кто осмелился бы вступить с ним в поединок. Теперь Рато знал, что чувствовал тогда генерал Цзинду, и это было великолепно.
Они вошли в ряды имперских солдат, как стрела, рассекающая плоть, и наконечником этой стрелы был Мата Цзинду.
Рефироа летел вперед, Мата размахивал На-ароэнной, и враги падали перед ним, точно сорняки от лезвия косы. Рефироа уклонялся от вражеских ударов, в то время как меч Мата, напротив, искал все новые жертвы, а Горемау крушил все, что вставало на пути. Рефироа, которым овладела ярость боя, рвал врагов зубами, сминал пехоту, и из пасти бежала кровавая пена. Вскоре и самого Мата с ног до головы покрывала запекшаяся кровь, так что периодически ему приходилось вытирать глаза, чтобы сохранить способность видеть.
Смерть, смерть, еще и еще!
Для имперских солдат воины Кокру казались несокрушимыми. Не обращая внимания на боль и даже не пытаясь защищаться, они вкладывали в каждый следующий удар всю свою силу. Никто не пытался уцелеть, у всех было одно желание – убивать. Как можно сражаться с таким противником? Разумным солдатам не устоять перед натиском безумцев.
Медленно, но верно, ход битвы изменился. Имперская армия остановилась, а затем начала отступать. Две тысячи воинов, ведомых Мата Цзинду, были теперь полностью окружены сорока тысячами имперских солдат, однако происходящее напоминало питона, который, проглотив ежа, не имел ни малейшего представления о том, что может умереть или сдаться. Имперские солдаты сначала отступили, сбив ряды, а потом и вовсе побежали от безумцев, которыми овладела жажда крови.
Оставшиеся на берегу солдаты Кокру наконец пришли в себя после смерти генерала Рома и с криками бросились в бой вслед за своими братьями. Враг был близок к поражению.
Теперь, когда стало ясно, что имперская армия проигрывает, Хью Нокано, главнокомандующий армии Гана, вспомнив, что принадлежит к повстанцам, отдал приказ, и его войска присоединились к преследованию врага.
– Наши союзники Кокру нуждаются в помощи!
Оуи Ати, командующий армией Фачи, понял, что маршал Марана не сдержит своих обещаний, и в нем вновь запылала ненависть к империи. Он приказал своим солдатам присоединиться к сражению и нанести удар по отступающему имперскому войску.
– Фача нанесет свой удар по империи!
Двадцать тысяч солдат императора погибли во время сражения на Волчьей Лапе. Еще двадцать тысяч сдались. Девять раз имперские войска пытались перегруппироваться и оказать сопротивление, и девять раз берсеркеры Мата Цзинду прорывали их ряды. Сражение продолжалось десять дней, хотя его исход был определен в самом начале.
Имперский флот не смог войти в порт Тоадзы, где полыхали подожженные корабли, и некоторое время дрейфовал неподалеку, пока не стало очевидно, что сражение на суше проиграно. Армада отступила к восточному побережью Волчьей Лапы в надежде, что войску удастся перегруппироваться возле Большого Пальца.
Воздушные корабли пытались приземлиться и спасти хотя бы командующих, но воины Цзинду всегда оказывались рядом с убегавшими и всякий раз все попытки оканчивались неудачей. Пять кораблей было захвачено в тот момент, когда пытались взлететь, а имперские солдаты в панике цеплялись за гондолу словно якорные цепи из людских тел.
К тому времени, когда армада добралась до имперского лагеря, расположенного на Большом Пальце, спасать уже было некого. Молодые воины Ксаны, следовавшие за Мараной и Наменом через всю империю, мечтавшие покрыть себя славой, либо погибли, либо сложили оружие и встали на колени перед повстанцами.
Имперские корабли, теперь легкие и пустые, бесцельно кружили в северных водах. Уцелевшие воздушные корабли, сбросив оставшиеся бомбы на торжествующих повстанцев – пустой, бессмысленный жест, – покинули Волчью Лапу и отправились вслед за армадой.
Танно Намен и Киндо Марана, рассчитывавшие насладиться величайшим триумфом, а потому не оставшиеся на воздушных кораблях, теперь сожалели о принятом решении. Повстанцы окружили последний отряд имперских солдат, а Намен и Марана с тоской смотрели на далекие силуэты уплывающих имперских кораблей.
Намен подумал об оставшемся на Руи Тоци – интересно, как пес будет переносить холод при его хромоте.
– Старый друг, – проговорил Марана, – было бы лучше, если бы я никогда не приходил в ваш дом на берегу залива Гаинг. А теперь, вместо того чтобы подстригать кусты лиция и плавать в рыбачьей лодке, вы проведете последние годы в плену. Я не понимаю, почему мы сегодня потерпели поражение… Мне очень жаль.
