от Миры.
– Я оставалась дома, чтобы ухаживать за нашими родителями, но прошлой зимой Кана забрала обоих. Я жила одна, пока не получила еще одно письмо от Мадо, в котором он написал, что вы наконец вошли в Пэн и война закончена. Я собрала вещи и пришла сюда, чтобы его найти.
Но ей так и не удалось увидеть брата – она нашла лишь завернутое в саван тело в общей могиле. Он оказался одним из тех солдат, кто стал жертвой множества ловушек, заготовленных строителями Мавзолея: в него попала стрела из арбалета. Его оплошность позволила остальным пройти дальше и добраться до сокровищ, спрятанных в боковых залах.
– Судьба не ко всем справедлива, – пробормотал Мата Цзинду, вдруг, к своему удивлению, почувствовав невероятную жалость к этой женщине.
Может, все дело в ее акценте, который напомнил ему о прошлом, о собственном доме, а может, причина заключалась в ней самой, такой красивой, несмотря на грязь и слезы на щеках? Или все гораздо проще: подобные чувства могло вызвать смущение – забыл имя верного и надежного солдата, который проявил мужество и рискнул, что позволило другим добраться до сокровищ.
Мата понял, что еще немного, и из его глаз брызнут горячие слезы.
– Женщина, ты останешься со мной. Я позабочусь о тебе, так что больше никогда не будешь знать нужды. Твой брат одним из первых последовал за мной, поверив на слово, и я устрою ему достойные похороны.
Мира низко поклонилась и молча последовала за ним в лагерь.
Все то время, что Мата и Мира разговаривали, за ними молча наблюдали нищий и монахиня, стоя чуть в стороне. Никто не обращал на них внимания: в Пэне было множество мертвецов, которых требовалось похоронить, и странствующие монахи и монахини пришли в город для исполнения обрядов погребения. Кроме того, солдаты Мата Цзинду многих лишили домов, превратив в нищих.
На монахине было черное одеяние, которое, однако, не позволяло определить, какое положение она занимала в ордене, а лицо под капюшоном казалось лишенным возраста. На стене у нее за спиной сидел большой черный ворон и надменно оглядывал улицу.
– Мне нравится твой новый облик, – обратилась монахиня к нищему, и постороннего поразил бы ее неприятный, какой-то скрипучий голос. – Ты оплакиваешь свою империю?
Несмотря на грязь, покрывавшую все видимые участки кожи нищего – в том числе и лысую голову, – одет он был в безупречно белый плащ. Если бы кто-то, проходя мимо, обратил на них более пристальное внимание, то заметил бы, что на руке нищего, сжимающей посох, только четыре пальца. Отступив на шаг и окинув монахиню взглядом холодных серых глаз, он признал:
– Война пошла совсем не так, как я рассчитывал, и не твой герой нанес решающий удар: нас всех обманули.
На миг монахиня покраснела, но в тени капюшона это было трудно заметить.
– Возможно, Гару и сын Кокру, но я не имею к нему отношения. Однако он понравился моей сестре Рапе.
На губах нищего появилась усмешка.
– Неужели между близнецами и Фитовео возникли разногласия? Быть может, война еще не закончена?
Однако монахиня не поддалась на его уловку.
– Держись подальше от Мата! Я знаю, что ты стремишься отомстить за людей Ксаны, которые умерли на Волчьей Лапе, но у Мата были на то причины.
– Если бы только принцип «кровь за кровь» имел значение, писать историю было бы легко, но я не буду первым, кто нарушит наше соглашение.
– Ты можешь сам не причинять вреда смертному по имени Мата, но, если порыв ветра обрушит флагшток рядом с ним? Или орел сверху перепутает его голову с камнем и уронит на нее черепаху?
Нищий невесело рассмеялся.
– Сестра, ты меня разочаровываешь: неужели думаешь, что я способен на подобные недостойные уловки? Я не Тацзу, так что можешь и дальше защищать своего Мата, если таково твое желание.
Нищий пошел прочь, но, прежде чем исчезнуть за углом, обернулся и добавил:
– Я очень многому научился, наблюдая за смертными.
Волк в клетке
Глава 34
Пир
