шанса у него не будет: теперь на него началась охота по всей империи, он стал единственным, кому едва не удалось покушение на Мапидэрэ.
Может, такова была воля богов: сохранить тирану жизнь? Возможно, Киджи одержал верх над Луто и таким образом сохранил Ксану? Смертному не дано понять, чего хотят боги.
Теперь во всей империи не было места, где Луан мог чувствовать себя в безопасности. Все старые друзья и аристократы Хаана, которые ему помогали, без колебаний отдали бы его в руки людей Мапидэрэ, ведь император объявил, что тот, кто станет его прятать, будет уничтожен, как и пять поколений его семьи.
Так что оставалось лишь одно место, куда Луан мог отправиться: Тан-Адю, удаленный южный остров, где жили кровожадные дикари, державшие всех остальных островитян в страхе и никого не пускавшие на свои земли. Выбирая между известным злом и неизвестным, Луан принял решение в пользу второго, все поставив на одну карту: в конце концов, Луто ведь еще и бог азартных игр.
Луан приплыл к Тан-Адю на плоту, едва живой от жажды и голода, выполз на берег, так чтобы его не достал прилив, и провалился в глубокий сон. Очнувшись, он обнаружил, что его окружает множество ног, а когда поднял голову, увидел обнаженные тела, а потом и глаза воинов Тан-Адю.
Это были высокие, худощавые и очень мускулистые мужчины со смуглой кожей, как у большинства жителей Дара, только раскрашенной сложной темно-синей татуировкой, сиявшей точно радуга в лучах солнца. Светловолосые и голубоглазые воины держали в руках копья, показавшиеся Луану острыми, словно зубы акулы.
Он снова потерял сознание.
Ходили слухи, что адюане дикий народ, к тому же каннибалы, которые безжалостно убивают всех подряд, – по крайней мере, так объясняли многочисленные неудачные попытки некоторых королевств Тиро, особенно Кокру и Аму, покорить остров Тан-Адю. Цивилизованные народы Дара просто не могли вести себя так же, как жители этого маленького острова.
Опасения Луана, к счастью, оказались напрасными: его не убили и не съели. Едва снова придя в себя, он обнаружил, что воины ушли, предоставив ему самому о себе заботиться на их острове.
Луан построил хижину на берегу, в стороне от деревни адюан, стал ловить рыбу и возделывать маленький огородик – этим и кормился. По ночам сидел он на пороге и наблюдал за мерцающими огнями костров в деревне, вокруг которых иногда танцевали и пели юноши и девушки со стройными телами и чудесными голосами, а порой, замерев, слушал старые легенды, которые рассказывали по-новому.
Он не мог поверить в свою удачу и считал, что должен как-то отблагодарить островитян за неожиданное великодушие. Когда ему удавалось поймать особенно крупную рыбу или собрать больше сочных ягод, чем было нужно ему самому, он приносил излишки к деревне и оставлял на околице. Первыми к его хижине стали приходить дети из деревни. Сначала они вели себя так, будто оказались около логова дикого и опасного зверя, и, если Луан давал понять, что видит их, убегали с визгом и хохотом, а если притворялся, что не замечает, дети подходили так близко, что прикидываться больше не имело смысла, и он улыбался им, а самые смелые улыбались в ответ.
С детьми Луан общался при помощи жестов и знаков – их открытые улыбки и заразительный смех позволяли ему чувствовать себя с ними свободно и не стесняться незнания их языка.
Маленькие островитяне сумели до него донести, что жители деревни находят его привычку оставлять им подарки необычной. Он развел руки в стороны и сделал вид, что смущен.
Вскоре дети ухватились за его одежду, превратившуюся в лохмотья, жестами дали понять, что его ждут в деревне. Там должны были состояться танцы и пир, и его пригласили разделить со всеми еду и вино, словно он стал одним из них.
Утром Луан перебрался в деревню и построил себе новую хижину, но только через несколько месяцев, когда немного освоил язык адюан, понял, насколько странным казалось им его поведение.
– Почему ты сторонился нас, как какой-нибудь чужак? – поинтересовался у него Кайзен, сын вождя.
– А разве я не был чужаком?
– Море огромно, островов в нем не много, да и те небольшие. Перед могуществом стихии все мы беспомощные и голые, как новорожденные, поэтому каждый, кто выходит на берег, становится нашим братом.
Луан испытал диковинное чувство, когда услышал слова, наполненные сопереживанием, от людей, которых считали дикарями, и к тому времени уже готов был признать, что ничего не знал про адюан. Оказалось, что многое, считавшееся неоспоримым, не имело к реальности никакого отношения. Так, говоря о знамениях, посланных богами, люди выдавали желаемое за действительное. Луан понял, что нужно видеть мир таким, какой он есть, а не таким, как о нем рассказывают те, кто никогда его не видел.
