И я протестующе рычу. Кричу, запрокидывая лицо к небу, выгибаясь навстречу его телу.
Жадно требую спасения! Нет больше сил терпеть. Мне кажется — я умру, не сумев справиться с бешеным стуком сердца, разучившись дышать, утонув в омуте ощущений.
Кто из нас оборотень? Кто из нас дикий зверь, ведомый инстинктами?
Похоже, я.
Вцепившись руками в жесткие волосы приникшего к моему телу мужчины, тяну его вверх, без слов умоляя прекратить эту муку. Освободить… Избавить от грызущего голода, насытить особую жажду.
— Обер-р-рнись! — Вера тоже трясет от возбуждения. Не только ладонями, всем телом я чувствую, как судорожно подергиваются под влажной кожей напряженные мышцы. Глаза, не отрывающиеся от моего лица, сверкают абсолютной чернотой. Слова даются ему с трудом, он то и дело сбивается на рычание.
Еле держится, понимаю я, ощущая невероятный восторг от безграничности собственной власти. Поэтому подчиняюсь инстинктивному порыву и впиваюсь зубами в его плечо. Снова рычу и отчаянно царапаю мужскую спину, трусь затвердевшей напряженной грудью о мужское тело. Понимая, что он на грани, делаю все, чтобы спровоцировать…
И добиваюсь нужного эффекта. Конец света все же наступает.
Мир рушится, разбиваясь вдребезги. Или это от меня, притиснутой твердым телом к дереву, остаются одни разлетающиеся осколки? Оборотень безжалостен, он не щадит мое тело, не стремится угодить. Просто берет то, что явно считает своим, — меня.
И я действительно его. С первого толчка, с первого полноценного соединения наших тел. Резкие, нечеловечески быстрые движения, окаменевшие под моими руками плечи мужчины, крепко зажмуренные глаза — все служит подтверждением его полнейшего погружения в процесс. Для него сейчас не существует ничего, кроме нашей близости.
Спину обжигает боль, неровная поверхность древесного ствола сильно царапает кожу. И эти болезненные ощущения — последнее, что удерживает меня в реальном мире.
С каждым толчком, с каждым глухим шлепком от столкновения наших тел, с каждым принимаемым внутрь сантиметром меня все глубже затягивает в омут беспамятства и безграничного восторга, толкает к гибели и последующему перерождению.
Сводящее с ума тесное и жаркое трение тел…
Рваные вздохи и жаркий шепот…
Укусы, стоны и бешеный накал страсти…
Мы быстро проигрываем битву с собой. И замираем, стискивая друг друга в последних и самых отчаянных объятиях. Распахнув глаза, задыхаясь от сотрясающей тело крупной дрожи, сжимаюсь вокруг мужчины — глубоко внутри, обхватывая его плоть тугим кольцом внутренних невидимых мышц, и одновременно обвивая его тело руками и ногами. И завороженно наблюдаю за судорогой, искажающей его лицо, напрягающей мощную шею.
Оборотень словно ослеп. Его глаза открыты, но взгляд отсутствующий, расфокусированный. Рот приоткрыт в гримасе мучительного освобождения. Руки при последнем исступленном толчке сдавливают мое тело сильнее, едва не ломая кости. Он содрогается в моих объятиях, влажной страстью извергается глубоко внутри. И воет.
И вой его ликующий! Дикий!
Он оглушает меня, но и покоряет. Он заставляет все живое вокруг замереть в безотчетном страхе перед силой издавшего его зверя.
Клыки зверя в последний момент инстинктивно впиваются в мою шею и ставят яростную точку в безумии нашего страстного соития. И одновременно даря обещание, завершая объединение.
С трудом сознавая реальность, лишь вздрагиваю от мимолетной боли, прежде чем обессиленно уронить голову на плечо мужчины. Он нежно касается волос, прижимает к себе, поддерживает.
Мы дышим с трудом, медленно возвращаемся в реальность. Застилающая разум потребность друг в друге утихает, позволяя снова услышать шум леса.
— Ты не послушалась. — В уже человеческом голосе явственно звучит мужское недовольство. — Не подчинилась моему зверю. Это неправильно!
А я внезапно понимаю,
— Я не могу. Просто не способна, понимаешь? Я же человек. — Нежусь в тепле его поглаживаний и, проникнувшись доверием к оборотню, не спешу поднимать голову, отвечаю медленно и откровенно. Зверь не может не чувствовать мою правдивость. И потрясенно замирает.
