столько жизней, сколько сможете. Подозреваю, что ненависть горожан к вам сильно поуменьшится, как только они осознают, в какой опасности они сами.
Вулдон протянул руку, Фулкром взял ее и пожал.
– Ты говоришь куда разумней, чем это кажется возможным сейчас. Будем считать твои слова нашим приказом. Знаешь, я всегда надеялся, что мы сможем стать лучше и сделать больше.
Фулкром повторил рукопожатие с Тейном, который положил ему на плечо когтистую лапу.
– Пока, Фулкром. В следующий раз, когда встретимся, выпьем спокойно вина, как цивилизованные люди.
Тейн и Вулдон скрылись в лестничном колодце. Пару минут спустя Фулкром, перегнувшись через край крыши, увидел, как они уходят прочь.
«Кейли, ты пойдешь со мной убивать императора?»
Если Кейли примет это предложение, то станет творцом истории. Он сразу это понял: то, что предлагала ему Шалев, было крайне важно, и он и не подумал отказаться.
Он шел за посыльным по боковым улочкам, которые теперь были куда малолюднее, чем пару часов назад. Мимо таверн и магазинов, мимо на удивление пышно растущих садов и построек, в которых, как ему было известно, располагались игорные дома, они наконец подошли к коттеджу с террасой, буквально прилепленному к стенке пещеры. У Кейли участился пульс.
«Кейли, ты пойдешь со мной убивать императора?»
Коттедж – деревянная развалюха, две комнаты внизу, две наверху – был просто чьим-то домом, в нем терпко пахло арумовым корнем. Внутри, в передней комнате, не оказалось ничего, кроме свечей, горящих на массивном деревянном столе, но уже в следующий миг из соседней комнаты вышли мужчины и женщины в плащах.
И тут появилась Шалев.
– Кейли, – сказала она, – ты пришел. Я рада. – И она поблагодарила посыльного, который тут же отступил в угол и встал там, сложив на груди руки.
Шалев посмотрела на Кейли, который был так поражен, что слова не мог сказать.
– Все в порядке, брат, – мы все здесь равны.
Но ее слова его не успокоили.
– Вам нужна моя помощь? – спросил он.
Она улыбнулась и указала ему на свободный стул. Он сел и оказался рядом с хорошенькой рыжеволосой женщиной, которая раскуривала трубку. Плотная дымовая завеса скоро скрыла от него лица.
Шалев обратилась ко всем собравшимся:
– Здесь, в Кейвсайде, мы все друг другу ровня, и все же вы страдали больше других.
Никто не произнес ни слова.
– Империя уничтожила всю мою семью, – говорила она со своим странным, чарующим акцентом. – Я родилась на острове Хулрр, но выросла на Исле, где меня приютили и где я обучилась техническим и организационным навыкам, которыми поделилась с вами. Мне пришлось стать приемным ребенком, потому что моих родителей и почти все мое племя перебили солдаты империи, завоевывая новую территорию. Всю мою жизнь я мечтала лишь об одном: убить императора, кем бы он ни был, уничтожить все его структуры власти и ввести истинно демократическое правление, как на Исле, где люди сами контролируют свои жизни, а не отдают все на откуп… грязным убийцам. И ведь это не только моя история, правда?
Шалев села напротив и обвела глазами комнату, спокойно ожидая ответа. Заговорила соседка Кейли, рыжая женщина с трубкой. Ее звали Арта. Она рассказала историю своей семьи: их выгнали из родного города, когда они отказались поддержать финансово некоего советника, служившего тогда в казначействе, – а именно Уртику. За отказ ее родителей зарезали ночью. Ей удалось бежать, но с тех пор она вынуждена вести жалкое существование здесь, в пещерах.
Своя история нашлась у каждого. В комнате не было человека, на чью судьбу не повлиял бы лично Уртика, чью жизнь он не разрушил бы так или иначе. Похоже, что Шалев не случайно выбрала в помощники именно их: участие в убийстве императора могло помочь этим людям избыть свои личные обиды.
Наконец и для Кейли настала очередь говорить. Вообще-то, он был не любитель лелеять давние обиды, его больше интересовало настоящее, но тут он, удивляясь сам себе, прокашлялся и заговорил – просто для того, чтобы покончить с этим как можно скорее:
– Через год-другой после моего рождения отца взяли поваром в Балмакару. Императором был тогда Джохинн, он жутко боялся, как бы его не отравили, так что всех, кто работал на кухне, проверяли. Тетки говорят, отец каждый вечер приходил домой сердитый.
