– По дороге объясню. Вы в деле? – Влад протянул девушке руку.
– Бумаг ведь никаких не нужно? – спросила Настя, догадываясь, каким будет ответ. – Никаких обязательств? Никаких гарантий?
– Никакой бюрократии, – усмехнулся Лисин.
– Значит, я в деле.
– Вот и славно. А теперь… – он кивнул на книгу, – возвращайтесь к чтению.
Всё вновь было по-старому: она ухнула в текст с головой, напрочь позабыв обо всём на свете, и только длинные мрачные коридоры старой крепости вились перед ней, перетекая один в другой. Касаясь влажной рукой каменной кладки, Настя спешила вперёд, вслед за Михаилом Морозовым, уже не узником, а защитником. Эхо артобстрела доставало и под землёй, но она продолжала бежать, не обращая внимания на дрожь земли и камня, подчинённая только одной цели – не упустить из виду край коричневого одеяния.
Внезапно коридор закончился. После полутьмы и глухоты подземелий белый снег и дикий грохот взрывов ударили по чувствам. Настя ослепла и оглохла. Ноги подкосились, и девушка рухнула на снежную крупу как подкошенная, отползла к стене, прижалась спиной к ледяному камню и подняла глаза. Снег сыпал с низкого, похожего на серую вату неба, завесив внутреннее пространство крепости матовой вуалью. И сквозь неё Настя увидела… да-да, и зенитное орудие, и расчёт возле него, и ящики… и над всем этим – призрачный силуэт древней башни. Грозная, приземистая, она смотрела на девушку чёрными зрачками бойниц, становясь с каждой минутой всё явственнее, всё реальней. Башня заслонила собой зенитку и бойцов и лишь затем остановилась, вобрав в себя всё внимание девушки.
И Настя почувствовала, что её нестерпимо тянет внутрь. В башню. В узенькую тёмную дверь, в проёме которой показался человек в коричневом балахоне.
Морозов…
Он поманил её, девушка поднялась и, словно подталкиваемая в спину метельной ладонью, на слабеющих ногах двинулась к Шлиссельбургскому старцу.
– Что так долго, Настя? – спросил он глухо.
Но это был определённо тот же голос, что она слышала в голове, читая дневник. Морозов манил, но не сделал ни шагу навстречу. Однако, стоило девушке приблизиться, как старец схватил её за руки, притянул и крепко обнял.
– Ты не привела ко мне маму, Настя. Я тебя не виню. Ты была слишком мала. Но теперь ты совсем взрослая. У Кирилла так мало времени. Почему ты медлишь, Настя? Почему ты не приходишь? Почему?
От коричневого балахона удушливо тянуло плесенью, кровью и смертью.
И смертью…
Настя почувствовала, как с каждым вдохом силы покидают её и она превращается в безвольную куклу. А старец поволок её внутрь невидимой остальным башни, повторяя: «Почему ты медлишь, милая? Когда родная кровь зовёт, медлить – подобно смерти…»
Смерти…
Настя проснулась перед самым рассветом. Бледный зеленоватый свет зари подкрасил небо над крышей соседнего дома. Часы на мобильнике, валявшемся у дивана, показывали пятнадцать минут пятого.
«Так рано…»
Девушка приподнялась на локте и увидела задремавшего в кресле Лисина.
«Правильно: все лежачие места заняты женщинами, вот и пришлось ему коротать ночь сидя…»
Настя прислушалась, поняла, что маг действительно спит, выскользнула из-под простыни и невесомыми шажками добежала до двери туалета. А выйдя из него, отправилась на кухню – попить, в горле отчего-то пересохло.
Войдя, зашарила ладонью по стене, отыскивая выключатель, и едва не вскрикнула, услышав за спиной шёпот:
– Не спится?
– Вы меня напугали.
– Знаю.
Лисин улыбнулся. Обижаться на него было решительно невозможно.
– Не спится, – призналась девушка.
– Всё равно вставать через четверть часа, – вздохнул маг. – В пять выезжаем.
– Так рано?
