купать болеющего человека, а скорее потому, что пришлось бы к нему прикасаться. А я и так исчерпала лимит прикосновений к этому гаду.
Наконец я потушила свет и привычно устроилась на полу. Ночь выдалась холодной, а особняк был старый. По полу тянуло, уснуть никак не удавалось. Давала о себе знать спина. Долго я не смогу так спать, но как же не хотелось просить у Мэнфорда нормальную комнату! В итоге я вновь пришла к тому же положению, что и прошлой ночью: села у кровати и положила голову на мягкую перину.
Но не успела уснуть, как услышала голос Райана. И вскочила, думая, что ему хуже.
– Иди сюда, – сказал он сонно.
В полумраке я заметила, что он подвинулся, освободив почти половину кровати.
– Тебе нельзя шевелиться! – рявкнула я, зажгла свечи и проверила повязку. К счастью, крови не было, значит, потревожил рану несильно. – Райан, чтобы я такого больше никогда не видела, слышишь? Не смей двигаться!
И сама удивилась своему голосу – дрожал, немного, едва слышно, но дрожал.
– Что ж, раз я уже подвинулся, может, ляжешь рядом и согреешь? Сегодня какая-то слишком уж холодная ночка.
– Хорошо, – с сомнением согласилась я.
Платье занимало слишком много места, так что я осталась в ночной сорочке, которую мне любезно предоставили. Райана не укрывали одеялом, так что мое присутствие действительно могло его согреть. Я осторожно, почти не дыша, опустилась на свободную часть кровати.
Собиралась было что-нибудь сказать, но не удержалась и с шумом выдохнула, почувствовав, как расслабляется спина, получив желанный отдых. Райан, разумеется, все услышал. Он протянул руку и заправил несколько выбившихся из пучка прядок мне за ухо.
– Спи, – сказал он.
– И кто за кем следит? Это я должна тебе указывать.
– Мне уже поздно указывать.
Он замолчал, уставившись, не мигая, в потолок.
– Я умру, Кайли.
Сердце замерло и ужасно долго не хотело снова начать биться.
– Нет.
– Да. Ты тоже это знаешь. Ты упрямая, борешься. Но еще дней пять, и я умру. Я должен тебе рассказать. Зачем… зачем все это. И о Веронике.
– Я не хочу слушать! – почти зло произнесла я.
– Ты можешь меня ненавидеть, – продолжил он, – но не за Веронику.
– Мне плевать, ясно? Ничего не хочу слушать. Оставь прощальные речи отцу. Впрочем, соглашусь тебя выслушать, когда рана заживет. Но не обещаю, что впечатлюсь.
Райан тихо засмеялся, но вскоре прекратил. Наверняка рана давала о себе знать.
– Все, я закрыла глаза и сплю! – заявила я.
Как в детстве. Если закрыть глаза, можно поверить, что при игре в прятки тебя не найдут. Ты ведь охотника не видишь.
– Ты не спишь. Ты очень внимательно слушаешь. А когда слушаешь, у тебя ухо дергается, – фыркнул мужчина.
Я тут же схватилась за ухо и нахмурилась.
– Ничего у меня не дергается! Хефнер, я серьезно, спи, пожалуйста! Чем больше ты спишь, тем быстрее выздоравливаешь.
– Ненавижу спать, – вдруг произнес Райан.
Это прозвучало как откровение. И если до сих пор мы просто переругивались и подкалывали, то сейчас голос мужчины был серьезен. Слова давались ему с трудом.
– Мне не снятся сны. Кажется, что на этот раз из темноты уже не выбраться.
Я была поражена. Никогда еще Райан не говорил мне о страхах или снах. Даже в то время, когда я считала себя его девушкой, он мало говорил о личном и все больше шутил.
– Мне тоже не снятся. И это хорошо, а то иной раз такое увидишь, что лучше бы и не засыпала. Тебе надо меньше думать о смерти. Иначе помрешь от страха перед ней.
– Разве ты не хотела этого?
