мучительной смерти. Я с ней сталкивалась и даже испытывала не единожды.
Райан был человеком, которого я могла ненавидеть, лишь когда он был жив и здоров.
Сейчас, умирающий, страдающий от сильной боли, он был единственным человеком на свете, ради которого я жила. Мне было страшно, что однажды настанет утро, в котором его не будет.
Больше одиннадцати лет я жила, считая, что ненавижу его. Вспоминала чаще всего за бокалом вина. Мысленно проклинала за то, что он сделал, и за то, что после я так и не смогла полюбить.
Но все это было притворством перед самой собой. Сначала перед отцом, конечно, который пригрозил меня убить, если увидит хоть раз, что я вздыхаю по Хефнеру. Потом все вошло в привычку. И маска оказалась удобной, хорошо закрыла лицо, защищала от ударов, которыми судьба нас всех отрезвляла.
Но где-то внутри сидела семнадцатилетняя Кайла, которая все еще ждала, что Райан Хефнер, этот совершенно несносный и невероятный парень, вернется, улыбнется так, как только он умел, и объявит все плохой шуткой, которая почему-то затянулась.
К вечеру все стало совсем плохо. Райана начал бить озноб, он очнулся, но почти никого не узнавал. Мэнфорд отошел, и лекарь этим воспользовался.
Он повернулся ко мне, дрожащими руками запихивая в чемоданчик бутыльки.
– Простите, миледи Хефнер, я бессилен. Не все можно вылечить магией. И таково решение богов. Упорство сделает только хуже. Я сожалею. Желаю вам быть сильной.
Я почти не обращала на него внимания, вглядываясь в лицо Райана. Так лекарь и сбежал, забыв, кажется, пару флаконов.
– Привет, – тихо сказал Райан.
Его взгляд вдруг прояснился.
– Привет, – улыбнулась я.
– Ты голодная.
– Откуда ты знаешь?
Он с трудом – я видела, как непросто ему далось это движение, – поднял руку и коснулся моей руки.
– Я тебя знаю. Ты голодная. Иди и поешь. В этой комнате должен быть только один труп.
– Ни одного, – прошептала я, отворачиваясь.
Как тяжело было ему врать, как страшно обещать, что все будет хорошо.
– Кайли, ну что ты? Так всегда было. Кто-то умирает, кто-то живет дальше. Я десять лет детективом проработал. Честно признаться, думал, это произойдет раньше. Но я даже успел увидеть тебя.
– Райан, я…
Хотела сказать «прости», хотя в короткое слово вряд ли можно было вложить все, что я чувствовала. Если бы я еще и сама понимала что-то в этом водовороте мыслей и эмоций. Словно плотину прорвало, и остатки холодного разума затопило тем, что я так старалась скрыть.
Мэнфорд вернулся прежде, чем я успела что-то сказать. Не увидев лекаря, он нахмурился и собрался было что-то спросить.
– Он умирает, – произнесла я. – И не доживет до утра.
По лицу Мэнфорда пробежала тень.
– Я ничего не могу сделать. Он не может справиться с раной. Может, нож был отравлен, может, он чем-то болен. Ничего.
– Я знаю, – глухо откликнулся мужчина. – Выйдите. Мне надо попрощаться с сыном.
Чувствуя, как меня шатает, я вышла из комнаты и прислонилась к холодной стене в коридоре. Сколько раз я желала Райану смерти? Бессчетное количество. Но теперь мне не хотелось, чтобы он уходил. Я привыкла, о, богиня, как я привыкла за эти дни к насмешливому взгляду из-под ресниц, к руке, перебирающей волосы. К горячему дыханию возле шеи. Мне казалось, я больше и не смогу уснуть без этого.
Я научилась без него жить, тогда, в семнадцать. Но ведь знала, что он жив, что он, возможно, где-то счастлив. А сейчас он умирал по моей вине. Если бы я не взяла тот нож, если б не желала так отчаянно спастись. Было бы лучше сотрудничать с Мэнфордом, ведь все равно в итоге я оказалась у него. Но тогда я смертельно боялась Лавреско. И позволила себе поддаться уговорам «К».
Я так не хотела верить в то, что «К» подсунула мне отравленный нож, что истязала саму себя. Может, Райан был болен? Некоторые болезни не проявляются внешне, но мешают ранам затягиваться. Может, мы как-то неправильно его лечили? Мне еще в
