– Что это за место?
Он пробормотал что-то невнятное, зажимая рану одной рукой и расстегивая ворот потемневшего мундира другой.
– Не стоит меня злить.
– Тяжело говорить.
Я сделал шаг к нему, и «Яблоко», которое он прятал в левой руке, упало между нами.
Просто невероятно, сколько всего успевает сделать человек за три с половиной секунды, пока смерть пляшет на капсюле- детонаторе и бросает кости. Я влетел в соседнее помещение, когда громыхнуло и осколки ударили по стенам и потолку, не причинив мне вреда.
– Сукин сын! – не скрою, с восхищением сказал я о человеке, который хотел забрать меня с собой на тот свет.
…Мюр я увидел издали. Она сидела на полу в распахнутом пальто, прислонившись к стене, вытянув ноги. По щекам текли слезы, а лицо было белым, словно она вот-вот собиралась потерять сознание.
Все слова и эпитеты, которые я подготовил, пришлось оставить.
– Эй! Ты в порядке? – спросил я, склоняясь над ней.
Она вздрогнула, только сейчас заметив меня, посмотрела, не видя, ошалело кивнула, закашлялась, и кашель перешел в рвоту. Я поддерживал ее за плечи, пока ей не стало легче, а затем осторожно опустил. Дрожащую и совершенно не похожую на себя.
– Там, – сказала она, вытирая рукавом щеки.
На распахнутой двери висела табличка «Объект «Творчество».
Свет в лампах все так же дрожал, пахло холодом и моргом. Стальные столы со стоками для жидкостей, решетки в полу, вытяжки, стеклянные белые шкафы, архив из толстых папок и бумаг, сваленных как попало на стеллаже, грифельная доска без единой надписи.
И… трупы.
Человек двадцать или тридцать. Выброшенных к дальней стене, изломанных, вкуса… сине-желтых, исковерканных, выпотрошенных и побитых, точно старые ненужные куклы, созданные психически нездоровым мастером.
У некоторых были едва видимые
Четверо лежали на столах, с подключенными к ним трубками, вскрытыми черепными коробками, введенными в мышцы электродами от слабо гудящих машин.
Мальчишка с тонкой шеей и красивым лицом, искаженным неприятной маской смерти, находился ближе всех ко мне. Его грудная клетка и брюшная полость были распороты, на тонких конечностях уже появились следы некроза, но какого-то странного, словно пыльца неведомого растения осела на коже и начала врастать в плоть, расползаясь в стороны.
Зрелище было отталкивающим, неприятным и довольно тяжелым. Понятия не имею, что они делали с несчастными, заболевшими из-за мотории, но это неправильно и… бесчеловечно. Так что, пожалуй, мне нисколько не жаль охранников, которых убила Мюр. Эти-то наверняка знали, что здесь происходит.
В его ногах я заметил бумаги. Взяв папку, быстро пролистал, подходя поближе к свету, чтобы не ломать глаза.
Мало что понял. «Динамика заражения, скорость тока реагентов усилить, наличие доступных вариативностей достаточное, стабилизация не найдена. Формула Баллантайна ошибочна, объект триста сорок один подлежит утилизации». Графики, цифры, написанные от руки требования доставить запчасти.
Я бросил тяжелую папку обратно на стол, и это спровоцировало реакцию. Труп, стянутый широкими кожаными ремнями, дернулся, выгнулся дугой, зияя выпотрошенными полостями без сердца и легких.
Я отшатнулся от неожиданности, и тень, радуясь моему испугу, змеей прошмыгнула по груде мертвецов возле стены, спрятавшись в распахнутом рту одного из них. Для нее подобное место было настоящим курортом.
Мальчишка продолжал биться, словно птенец, попавший в силок, а машины загудели еще сильнее, поддерживая в нем то, что язык не повернется назвать жизнью. Наконец он успокоился, просто лежал и смотрел блеклыми глазами в потолок, лишь иногда истерзанными губами хватая воздух, который не мог попасть в отсутствующие легкие и со странным клокочущим звуком проходил через гортань.
Девочка на соседнем столе, точнее, ее половина, обнаженная верхняя часть с раздробленным тазом, оплетенным медными катушками, по которым бегали зеленые искорки разрядов, внезапно повернула ко мне голову.
У нее было бледное лицо с ярко выступившими на нем конопушками, подергивающееся от той боли, что она испытывала, и взгляд, затянутый туманом страданий. Она открыла рот, чтобы закричать, но вопль вышел беззвучным, и его не услышал никто.
