обстоятельство остановило других от поспешных действий.
– Живым! Убью всех! Только живым! – услышал я голос Ингрема за спиной.
Я решил переть вперед, раз уж позади собралось столько желающих провести со мной милую беседу. Вновь кто-то высунулся из-за угла, я выстрелил, но не попал, и человек скрылся. Из брошенного под ногами ящика с инструментами левой рукой подхватил длинный гаечный ключ.
Коридор заканчивался – я пробежал через весь корабль и оказался возле носового трюма. Дверь была приоткрыта, так что я юркнул туда, повернул запор и заблокировал ее гаечным ключом.
Здесь царил мрак, на дальней стене тускло горел электрический фонарь, практически не дававший света. Я понимал, что надо пошевеливаться, в носовой трюм должен был быть еще по меньшей мере один спуск – тот, через который сюда отправляли грузы.
Рукоятка на двери дернулась, стукнулась о рычаг. Тут же последовал удар, а затем тишина. Что же. Следует торопиться, прежде чем мышеловка захлопнется и они добегут до другого выхода.
Из-за тусклого света я не сразу заметил женщину. Она сидела на табурете, закинув ногу на ногу, и, опираясь спиной на массивный деревянный ящик, с интересом рассматривала меня.
Дама была не вооружена, но, поняв, кто передо мной, я направил пистолет ей прямо в лоб.
Невысокая и хрупкая, прическа «фокстрот»[21] совершенно не подходила для искирского лица – слишком тонкие губы, слабые скулы и раскосые темные глаза. Впрочем, для своего народа она была вполне красива. И улыбка у нее казалась милой, хотя меня и не тронула.
Одета по моде моей страны – повседневное платье из льна, с высоким воротником-стойкой и буфами на плечах. Вкуса древесного угля, невыразительное. Под ним угадывался корсет, а в складках подола можно было спрятать… ну, например искирский клинок.
В правой руке она держала изящный тонкий нефритовый мундштук с незажженной папиросой.
– Дадите даме огоньку? – Ее голос прозвучал насмешливо, и я отметил, как чисто она говорит на моем языке.
– Бросил.
– А как же «папиросы для джентльмена и спортсмена»? – Незнакомка процитировала рекламу, которую частенько печатали в газетах, а затем указала мундштуком на мое оружие: – Вам доставляет удовольствие пугать женщину?
– Женщину? Нет. Искирку? Считайте это превентивной мерой.
Ее красивые брови чуть сдвинулись, но сама она не пошевелилась.
– Не любите мой народ?
– Чему я успел научиться за время войны, так это умению не недооценивать искиров.
– Лестно слышать. Вы позволите? – Она опустила руку вниз, чиркнула спичкой о каблук, закурила, выпустила дым из ноздрей, все так же не сводя с меня темных глаз. – Я всегда считала мужчин Королевства более смелыми. Своих женщин вы тоже опасаетесь?
– Только если они из Штаба оборонной разведки[22].
Она одарила меня улыбкой.
– Превосходно, мистер Шелби. – Это «случайно» брошенное «мистер Шелби» говорило слишком о большом количестве неприятностей, которые крутились надо мной. – Что же меня выдало?
– Вы не похожи на человека, решившего купить у контрабандистов пару ящиков виски. А труп мистера Хенстриджа и сфера его деятельности… складываются в интересную картину. – Я не улыбнулся, сделав шаг в сторону.
Она вздохнула, описав мундштуком в воздухе круг:
– Оставайтесь на месте, пожалуйста, мистер Шелби.
Ее слова прозвучали быстро, и тут же проступил акцент – буквы «р» практически не было слышно, так мягко и невыразительно та звучала.
Я не собирался болтать с ней до рассвета. Помощь в трюм могла подоспеть в любую минуту, поэтому взвел курок:
– К сожалению, мне придется отклонить ваше любезное предложение. Я спешу.
– Как только вы перескажете мне ваш разговор с ученым и отдадите то, что он оставил вам на хранение, мы расстанемся.
– Идите к черту, любезная.
Она встала и, видя, как напрягся мой палец на спусковом крючке, осторожно затушила папиросу о ящик за своей спиной, возвышавшийся над ней точно гора.