примитивных племён существует традиция отрезать головы убитым врагам и сохранять их тем или иным способом, мумификацией или…
– Нет, доктор, – решительно сказал отставной лейтенант-механик по имени Пол. – Я всю эту историю к чему рассказываю – потом-то ведьма подняла за волосы отрезанную голову Листера, показала её Корсу и двум другим… и вдруг велела ей, голове то есть: «Попрощайся с приятелями, дружок; впрочем, не навсегда, кто знает, может, у меня на частоколе ещё свидитесь». Корс хотел уже стрелять, но тут… но тут, доктор, клялись мне и Майкл, и его товарищи, – голова Листера раскрыла глаза, поглядела на них и проговорила чётко, так, что каждое слово в память врезалось: «Скажите Агате, что мне голову отрезали!» Агата – это его жена, доктор…
– Замечательная история, – хладнокровно сказал папа. – Очень хороша, чтобы рассказывать на привале. Почему же этот храбрец Корс с его приятелями попросту не пристрелили сию ведьму, коль запомнили всё случившееся в таких деталях?
– Я спросил у парней то же самое, доктор Джон. Сказали – у них от страха руки-ноги отнялись, хотя обычно-то они труса не праздновали…
– Несомненно, – согласился папа вежливо. – Прекрасная, прекрасная история, Пол! Вы не против, если я запишу её? Разумеется, со ссылкой на вас.
– Конечно, доктор, конечно!.. А ещё я слышал, что у дочери старика Кроуфорда – помните его, доктор, каптенармус на Восьмой Миле? – сонная болезнь, представляете? Забрали в новую лечебницу, в Особый Департамент…
– Надеюсь, там ей помогут, – вздохнул папа. – Наука пока ещё не установила точных причин этой напасти. Наше счастье, что бывает так редко!..
– Да, сэр, хорошо, что у меня нет дочерей. Были бы – покоя б не знал!..
– Уверяю вас, Пол, всё не так страшно, летальный исход имеет место далеко не всегда…
– Вам виднее, доктор, вам виднее. Так, значит, запишете историю бедолаги Листера?..
– Обязательно, Пол! Всенепременно!
Пациент ушёл, и папа сразу же кинулся колотить по клавишам пишущей машинки, подсоединив её к домашнему паропроводу.
Молли сидела, замерев, прикрыв глаза, и думала о госпоже Старшей. «Как она там, старая лесная колдунья, оправилась ли, встала ли на ноги? Ох, надеюсь, её сестра, госпожа Средняя, хорошо за ней ухаживает. И кракены… кракены в колодце! О них ведь тоже надо заботиться. Почему, ну почему я не там, а здесь? И почему мама и папа не там, вместе со мной?..»
Потому что они – люди Королевства, вот почему, сказала Молли сама себе. Не мечтай, не забивай голову. Лучше уж посмотреть, как братец двигает солдатиков…
Молли всегда нравились мальчишеские игрушки, хотя она любила и своих кукол, до сих пор надёжно спрятанных в её комнатке. Солдатики у Билли были отличные, большие, в пол-ладони, со всеми мелкими деталями и тщательно раскрашенные. Были и пушки, и митральезы, и даже два паровых ползуна. Правда, братец всё равно вечно застывал перед роскошным бронепоездом, точной копией «Геркулеса» в витрине игрушечной лавки, но, как объясняла мама, он ещё «не дорос» до таких вещей.
Билли устроил форт из книжек и коробок, выставил в бойницах пушечные жерла, расставил стрелков с длинными ружьями…
А наступали на них враги, судя по рогатым шлемам – теотоны.
Губы Молли дрогнули. Она вспомнила город со странным для слуха подданных Её Величества названием Мстиславль и то, как крушила её магия шагоходы и ползуны Горного Корпуса…
В тот момент они не были для Молли своими.
Билли что-то бормотал, переставляя своих воинов. Молли невольно приглядывалась, стараясь понять, что же происходит, и уже сама подумывая присоединиться, как вдруг…
Один из солдатиков-артиллеристов за спиной Билли шелохнулся. Сам по себе пополз, перемещаясь на новую позицию, где из кубиков было уже выстроено гнездо для орудия. Следом за первой оловянной фигуркой последовали и другие, потом сама пушка, зарядный ящик и остальное обзаведение.
Молли окаменела.
Билли, похоже, ничего не замечал, увлечённый организацией артиллерийских позиций на другом фланге его игрушечной армии.
Устроил, обернулся, смешно нахмурился, глядя на уже переместившихся к новому месту пушкарей. Потом, наверное, решил, что успел забыть о том, как сам их переставил, что-то поправил – а за его спиной вновь шелохнулись оловянные фигурки, на сей раз конные.