Рюкзаки! Рюкзаки на заднем дворе!
Молли сгребла в охапку бесчувственного братца и его одежду, бросилась к разбитому окну.
Прямо в глаза бьёт свет сильного прожекторного фонаря, почти как на маяке. Стоит под парaми большой локомобиль Департамента, с крыши которого и светит фонарь; толпится внизу с полдюжины, наверное, людей в форме.
Локоть-ладонь-пальцы! Тепло! Тепло в них!
Огненные заклятия всегда удавались Молли лучше всего. Вот и сейчас – пламя послушно потекло с руки, полыхнуло яростно и ослепительно, взмётываясь выше крыш. Тугой клубок огня ударил прямо в борт локомобиля, насквозь прошил сталь обшивки, проплавил толстое котельное железо, выпуская на волю сжатый поршнями и стенами цилиндров пар.
Клубы рыжего, чёрного, серого – пламя, дым, пар, грохот, брызги кирпича и камня! Казалось, двор сейчас вывернется наизнанку.
Но гром взрыва пронёсся и стих, и на дом номер четырнадцать по Плэзент-стрит снизошла неожиданная тишина.
Всё разом замолчало. Не трещали срываемые с петель двери, не заходились в отчаянном визге мама и Фанни.
И лишь негромко, словно бы с недоумением и обидой, шипел пар, сочась из треснувших тут и там труб.
Посреди заднего двора громоздились искорёженные обломки локомобиля. Людей Молли не видела.
Скорее. Прочь отсюда!
– М-молли? – Братец сонно приоткрыл глаза, как ни в чём не бывало. – А чего тут так дует у нас?
Грохот, что наверняка поднял на ноги три четверти Норд-Йорка, его даже не побеспокоил. А разбудил холодный ветер из разбитого окна…
– Одевайся! – Молли швырнула ему скомканные штаны, рубашку, курточку. Остальное она спрятала в рюкзаке, и оставалось только надеяться, что он уцелел.
– Что?.. Что случилось?
– Одевайся! – страшным шёпотом прикрикнула на брата старшая сестра.
Снаружи вновь донеслись голоса – кто-то резко и властно отдавал команды. Миг – и наружную дверь сотряс тяжёлый удар.
– Одевайся, – повторила Молли. – Я сейчас.
– О-ой, мне стра-а-ашно! – немедля заныл братик, но Молли только грозно зыркнула на него.
Тишина в доме. Ни звука. Только с улицы – тр-р-рах! – в дверь били подобием тарана, та трещала, но пока, на удивление Молли, не поддалась.
– Мама? Папа? Фанни? – Молли сбежала по лестнице.
Тр-р-рах!
Одна из створок не выдержала, её сбило с петель, она с грохотом рухнула, едва не задев паропроводы и приёмник почты.
Молли резко обернулась.
В проёме теснились департаментские. Много. Очень много. Они только что, раскачав тяжёлый железный таран, сбили им половину двери, но броситься внутрь то ли не успели, то ли собирались сшибить и вторую створку.
Молли глядела им прямо в лица.
В самые разные лица. И взгляд её проникал сейчас сквозь толстые стёкла очков и плотно надвинутые, несмотря на чистый весенний воздух, маски.
Страх. Ненависть. Снова страх. Непонимание. Изумление. И опять – страх, страх, страх пополам с ненавистью.
Сейчас кто-то из них крикнет «Ведьма!», подумала Молли.
И, опережая их, крикнула сама, вкладывая в слова собственные ненависть с презрением.
Это было то, чему она научилась, помимо всего прочего, у Rooskies. Обитатели Норд-Йорка департаментских изрядно побаивались, зачастую недолюбливали, но умение ненавидеть – оно пришло к ней за Карн Дредом.
– Прочь отсюда! Прочь из моего дома!
Слитный лязг вскинутого оружия.
– Уйдите с дороги, мисс! – крикнул ей кто-то. – У нас ордер! Здесь обнаружен малефик! Скрытый магик!
Молли не знала, заметна сейчас Особому Департаменту её магия или нет, да и не слишком об этом заботилась.
– Убирайтесь! – Она не сдвинулась с места. – Убирайтесь, и тогда никому ничего не будет!
Щелчок и звон чего-то разбившегося рядом с её плечом.
Резкая команда, и державшие таран департаментские дружно уронили его на брусчатку и так же дружно ринулись прямо на Молли. Крупные и сильные мужчины, они сметут глупую мисс как пушинку – с ней разберутся позднее, сейчас главное колдун!
