этом зале, полном коммунистов, казалось ему кошмарным сном.
В какой-то момент его глаза и отца Наташи встретились. Антон прочитал в них страх и трепет и понял, что не может подвести этого в общем неплохого человека, смыслом жизни которого стала его дочь.
Антон поднялся на трибуну, поправил пиджак и, собравшись с мыслями, после небольшой паузы начал говорить:
– …Оказаться здесь, на этой трибуне, для меня большая честь… Это так неожиданно… Я не готовился. И не знаю, что сказать… – Он замолчал и стал подбирать в уме нужные слова слова. – Я не знаю, что сказать, кроме того, что такие люди, как мой отец, одолели неграмотность в отсталой стране, победили в войне с фашистами, самой страшной войне, а потом запустили ракеты в космос… Я родился в этой стране. Я родился в СССР… Вот, что я могу сказать от себя… – Он опять немного помолчал. – И все это сделали такие простые люди, как мой отец. За это им спасибо и низкий поклон. И спасибо тебе – отец! За все!
Антон замолчал и развел руками, и зал тотчас вновь взорвался аплодисментами. Отец Наташи смахнул слезу с глаз, прошел через весь зал и обнял Антона. Они обнимались и хлопали друг друга по плечам, оба радуясь, что их кошмар подходит к концу.
Потом, сидя в кресле рядом с Наташей, Антон совсем расслабился, и еще три часа съезда, заполненные выступлениями видных коммунистов города, прошли для него незаметно.
Затем Наташин отец принимал поздравления. Мужчины и женщины, в основном уже немолодые, в мешковатых костюмах, подходили к нему и долго жали и трясли руки и заливали уши откровенной лестью. Когда Антону надоело это зрелище, он взял Наташу за локоть и отвел в сторону:
– Ну все, цирк закончился, – сказал он. – Пора сваливать. Давай уводи отца. А то он тут до вечера проторчит. Или ему руку оторвут.
В это время к ним подошел молодой человек с папкой и, представившись помощником первого секретаря, сказал:
– Вы бы не могли пройти в кабинет первого секретаря? Он вас ждет.
– Меня? – удивился Антон.
– Да. Вас. Идите, пожалуйста, за мной.
Антон стоял как вкопанный. Ему совсем не хотелось никуда идти. Наташа подтолкнула его:
– Иди. Иди. Ты должен.
Антон вздохнул и пошел вслед за помощником. Тот провел его по длинным коридорам в большой кабинет, со стенами, увешанными портретами членов Политбюро Коммунистической партии СССР, и закрыл за ним дверь.
– Проходи, проходи, – сказал первый секретарь и поднялся из-за большого дубового стола. С огромной картины, написанной маслом, на Антона отечески смотрел Брежнев, одетый в парадный маршальский костюм со всеми возможными орденами и медалями всех стран и народов. Казалось, что в кабинете было три человека, а не двое. Антон подошел к столу и пожал протянутую ему руку. Первый секретарь хитро на него посмотрел и неожиданно спросил:
– Что будешь пить?
– А что есть?
– А все есть… Коньяк, водка, мартини, ликер… вина разные, даже чистый самогон.
– Ух ты…
– Что будешь?
Антон пожал печами.
– Можно коньяк…
– Да ты садись… садись, – сказал первый секретарь и достал из стола бутылку конька и стаканы. Антон сел за стол и смотрел, как он разливает коньяк. Потом они выпили, и Антон поднял глаза на секретаря. Тот сел за свой стол, откинулся в дорогом кожаном кресле и изрек:
– Понимаешь, я должен знать свое окружение. Ты ведь сын моего заместителя.
– Угу, – кивнул Антон.
– И ты мне, скажу честно, чертовски нравишься. Смотрю на тебя и себя вспоминаю в молодости.
– Да… – протянул Антон и больше ничего не добавил.
Секретарь налил еще коньяку в стаканы и спросил:
– За бабами бегаешь? А?
– Бывает…
– Молодец. Но не увлекайся. Многие на этом погорели.
– Я знаю, – ответил Антон. – Это еще в Библии написано.
