– Так холодно, Кир, – попыталась объяснить свой поступок. – Слишком холодно.
– Знаю, – ответил он тихо.
Мужчина прижал меня к себе. Я пыталась отстраниться, но не вышло.
– Я все понимаю, Аэлин. И помогу, как обещал.
Всего лишь миг, а перед глазах все потускнело и превратилось в сплошное темное серое марево. Так я снова погрузилась в небытие.
Глава 17
Моя крайность
– Доброе утро, Кир, – произнесла очень даже миролюбиво.
Нет, глаза я не открыла. Просто знала, что он рядом. Твердые гибкие пальцы проводили очень даже в режиме собственника вдоль линии восьмого дома северных рун на моем предплечье. Точно знала, что именно там, потому что именно с их появлением, я смогла обрести контроль над стихией лишь усилием воли, а не применением трудоемких жестикуляций, как обычно поступало большинство стихийных магов в самом начале пути.
– И был изначально лишь Хаос, – начал цитировать супруг общеизвестные истины. – Пространство между двумя крайностями и противоположностями. Как огонь и вода, как воздух и земля, как мужчина и женщина. Первичный материал творения.
Вот как-то не задумывалась я раньше о том, что «мужчина и женщина», о том, что противоположности… Все как-то на баланс и равновесие грешила.
Глаза так и не открыла. Стыдно. Во-первых, потому что вчера я снова начала сходить с ума и могу поклясться, что ему пришлось вырубить меня. Во-вторых – одежды на мне вообще нет, а волосы почему-то мокрые… Вот сейчас поднимусь с постели, отвернусь так, чтобы он моего лица не видел, тогда и открою.
Попробовала приподняться на локтях. Боль пронзила позвоночник от основания шеи до самой поясницы. Твою ж… Вселенную!
Глаза сами собой открылись, когда вырвался непроизвольный стон от неожиданных ощущений. Прохладная рука Прайма легла на шелковую простынь, что покрывала мою грудь, и прижала к кровати обратно.
– Аэлин? – позвал он тихо.
Промолчала, пытаясь сообразить, что же это я такое вчера вытворила, что с такими последствиями вышло.
– Аэлин? – позвал он снова.
Надо что-то сказать.
– Почему у меня волосы мокрые?
Перед моими глазами лишь темно-серый балдахин, что закреплен над супружеским ложем, а Прайм где-то там сбоку, но я поворачиваться и не собиралась, пока с мыслями не определюсь. Бездна! Венца-то нет. И он уже все и так понял… Мрак.
Надо отдать дань уважения выдержке правителя Алнаира. На мои мысленные терзания он не сделал ни одного замечания, и даже не подал признаков ехидства. Лишь коснулся моей щеки тыльной стороной ладони.
– Так что с моими волосами? У тебя еще пара странных наклонностей проявилась?
Знаю, что грубо, но надо же как-то чувство стыда задавить.
– Странных наклонностей? – елейно уточнил Прайм.
Снова промолчала. Продолжила изучать затейливый узор кружев на балдахине. Супруг тяжело вздохнул и решил, что пора игру в недомолвки прекращать.
– Поговорим? – предложил миролюбиво.
– О чем? – поинтересовалась бесцветно.
– Начнем с этого, – рука Прайма коснулась снова предплечья. – Ты – моя крайность, моя противоположность, частичка моего хаоса, Аэлин. Всегда была ею. Все, что ты делала, лишь вело тебя ко мне. Можешь считать это еще одной моей странной наклонностью. Я не против. Только бы ты была рядом, – ладонь с предплечья скользнула дальше, приближаясь к шее, а затем остановилась, чтобы повернуть мое лицо к собеседнику. – Не многим разрешено расторгать обряд единения на крови, Аэлин. Мне разрешили. Взамен я поделился с тобой частью себя, как гарантией того, что понимаю, на что иду и не поверну назад. Венец и есть
