подчинение брата, сейчас я мечтал, чтобы оно вернулось.
Тем временем Буря высмотрел кого-то за нашими спинами:
— Эй, Баранчай! Иди сюда!
Слуга Сарын-тойона вышел вперед. Сегодня Баранчай двигался свободней, язвы на его теле высохли, покрылись тонкой, туго натянутой кожицей, но до прежнего блестящего слуги Баранчаю было ой-боой как далеко!
— Да, уважаемый Буря Дохсун?
— Побежишь за меня! — тоном, не терпящим возражений, заявил Буря. — Победишь — награжу!
Кэр-буу! Видел я, как Баранчай бегает. Мне его здорового, больного, хромого — да хоть мертвого! — ни за что не обогнать.
Баранчай молчал.
— Я богатый, щедрый! — Буря решил, что слуга набивает себе цену. — Я знаешь, какой щедрый? Не обижу, буо-буо! Давай, беги!
Баранчай по-совиному повернул голову и посмотрел на Нюргуна, стоящего позади него. Обычный человек, в отличие от лесной совы, таким движением свернул бы себе шею. В лице слуги что-то дрогнуло, на скулах проступил тусклый металл. По металлу пробежала волна ряби.
— А вы, уважаемый Буря Дохсун, — вдруг спросил Баранчай, — знаете, какой я вежливый?
Буря осклабился:
— Ага! Аж противно!
— Вот поэтому я вам и отвечу: извините, не побегу. А больше ничего не скажу, хорошо?
Не оглядываясь, Баранчай зашагал прочь.
— Бабат-татат! Стой! — взревел Буря.
А ведь он боится, понял я. Не Буря, нет. Баранчай боится Нюргуна. Уота не испугался, на помощь ко мне пришел, в паучьем колодце на своих плечах держал, а тут... Я что, тоже его боюсь? Собственного брата?! Я не знаю, чего от него ждать. Не знаю, что он сделает в следующий момент. Я ничего, ничегошеньки не знаю...
— Не будем бегать! — нарушил общее тягостное молчание неугомонный Буря Дохсун. — Скачки устроим! Пусть скачки решат!
— Скачки, да!
Боотуры снова оживились:
— Одни кони! Без всадников!
— Одни кони?
— Это как?!
— А так! У нас кони перекованные. Умные, буо-буо!
— Умные, да!
— Мой — умнейший!
— Мой!
— Мой первым придет!
— Шиш тебе! Мой!
— Твой шиш?!
— Мой конь! Лучший, да!
— Мой лучший!
— Скач-ки! Скач-ки!
А он не такой дурак, этот Буря Дохсун. Всадники — мы, боотуры! — по дороге обязательно начнем браниться и друг на друга набросимся. Превратится скачка в битву, в побоище, а раз побоище — значит, шиш вместо невесты. Всем шиш! Свадебное перемирие надо блюсти, это Буря, похоже, крепко-накрепко запомнил. А если одни кони поскачут — значит, никакой битвы, а главное, никакого Нюргуна! Никого пополам не порвет. Нет, это Буря здо?рово придумал! Голова!
— Мотылек быстрый, — сказал я Нюргуну. — Очень быстрый!
Нюргун кивнул.
— Мотылек победит. Не вмешивайся, хорошо?
На миг мне представилось: вот кони срываются с места, и Нюргун, чуть запоздав, устремляется следом. Догоняет! Кони
