понравилось мое наваждение, что я решила продолжить игру и внушила себе, будто бы Стефан и правду следит за мной. С тех пор я стала чаще улыбаться – хотела, чтобы он видел мою улыбку, тщательней подбирать одежду – чтобы он любовался мной. И больше не зашторивала окно.
Это была невинная затея, но однажды я заказала столик на двоих (я каждый раз так завтракала, иногда даже покупала две чашечки кофе: одну для себя, вторую – для Стефана) и поймала себя на мысли, что по-настоящему жду его и даже испытываю легкое волнение из-за того, что он опаздывает. Это перестало быть игрой.
Если честно, я испытала приступ паники.
Завязала с двойными завтраками, стала зашторивать окно – и ответила на ухаживания одного парня, студента. Он местный, красивый аристократ с осанкой, как у Стефана, но без его блеска в глазах. Впрочем, холодность в нем оказалась напускная. На третьем свидании, после показа мод, я согласилась выпить чашечку кофе у него в квартире – в очень престижном районе, подарок родителей. Я знала, что за этим последует.
От его прикосновения по телу пробежала дрожь, но она не имела ничего общего с желанием, скорее, это было неприятие: тело не хотело прикосновения ничьих рук, кроме рук Стефана. Но я заставила себя остаться. И не стала зашторивать окно.
Утром меня тошнило, долго и мучительно. Арнольд беспокоился за меня и звонил знакомым, допытываясь, чем можно мне помочь, а меня беспокоило только то, что из-за этой тошноты я не могу как можно скорее убраться из его дома. Днем я пропустила занятия. Лежала в кровати и, кутаясь в одеяло, переживала озноб. Врача вызывать не стала: в этой болезни не было никакой физической подоплеки, я страдала от отвращения к себе.
Вот так, лежа на кровати, я смотрела на окна соседних домов и снова представляла, что Стефан наблюдает за мной. Мне было стыдно от его взгляда, во мне просыпалась настоящая ненависть к самой себе.
Я не знала, когда успела так запутаться и как мне вернуться к жизни. Я даже не знала, как мне встать с дивана. А потом раздался звонок. Телефон звонил долго-долго, потом смолк – и зазвонил снова. Я нашарила мобильник под кроватью, и еще до того, как нажала кнопку вызова, поняла, кто звонит.
– Я люблю тебя, Илона, – впервые произнес эти слова Стефан.
Его голос, даже пропитанный болью, был полон нежности, и по моим щекам покатились горячие слезы.
– Я хочу, чтобы ты знала: если моя любовь – то, что тебе нужно, не волнуйся, что я не смогу тебя простить. Но если мои чувства причиняют тебе боль, я освобожу тебя от своей любви. Ты должна сделать выбор. – И он положил трубку.
Мое положение в тот момент было явно не подходящим, чтобы делать какой-либо выбор, но на этот я была способна. Потому что теперь я знала: Стефан любит меня, и любое мое сумасшествие о нем уже не было сумасшествием.
За свои сомнения я поплатилась временным падением самооценки. А еще, что было намного хуже, я перестала чувствовать присутствие Стефана.
Столик на одного.
Никакого повода улыбаться.
Разве это похоже на записки влюбленной девушки?
Но я была влюблена. Вообще-то, нет. Я всем сердцем любила Стефана, человека, с которым провела всего десять дней, которому за два последних месяца не сказала ни слова. Я любила его так сильно, что вопрос моей вменяемости отошел для меня на второй план.
Вот так.
Я люблю Стефана.
Написала эту фразу и не могу отвести от нее взгляда. Так необычно видеть эти три слова рядом. И так прекрасно. Это самая красивая фраза, которую я когда-либо писала.
Глава 14
Дневник Илоны. Часть 2
Я не вела дневник больше трех месяцев. Это было очень сложное время, невыносимое, но даже среди черных дней мелькал свет.
Я обрела любимого человека – Стефана.
И я потеряла любимого человека – папу.
Мне было так больно… От воспоминания об этом до сих перехватывает дыхание, как будто мои легкие в дырах.
Две недели назад я прилетела на похороны.
Папу хоронили за садом, у старой часовни, там, где когда-нибудь будут похоронены все Аркаевы. После короткой оттепели снова
