— Тихо, — шикнула я.
К двери я подошла на цыпочках. Совершенно излишняя предосторожность, графитовые стены были не по зубам слуху нечисти. Ковер кончился в полуметре от стены, каменный пол холодил пятки. Засовом моя комната оснащена не была, ночной визитер проявил вежливость и ждал в коридоре. Стоило один раз посидеть во главе стола, и окружающие стали демонстрировать хорошее воспитание. Или все гораздо проще, подумала я, распахивая дверь. Стоящему по ту сторону бессмертнику глубоко наплевать, выйду я из комнаты или забьюсь под кровать от страха.
Иван смерил меня взглядом от растрепанной макушки до голых ступней, его не впечатлила хлопковая ночнушка в горох, за что я мысленно поблагодарила святых. Ноздри бессмертника раздулись, втягивая запах. Майя сидела так тихо, как может только нечисть. Причин скрывать девчонку я не видела, но у нее, видно, были свои соображения на этот счет.
— Быстро к Хозяину, — скомандовал секретарь.
— Одеться можно? — спросила я, растягивая губы в улыбке. — Или так идти?
— Одевайся, — разрешил мужчина, еще раз глянув на мои далеко не модельной формы ноги, — живо.
Я закрыла дверь и вздрогнула, обнаружив за ней Майю.
— Хозяйка, — завела она на этот раз без слез.
Я отвернулась и пошла одеваться.
— Ольга, — тут же исправилась она.
— После моего ухода выжди пару минут и возвращайся к себе. — Я стянула через голову сорочку и бросила на кровать к атаму.
— Без него у вас нет шансов! Совсем-совсем! Пожалуйста, — девочка в считаные мгновения оказалась рядом.
— У меня и с ним их нет. — Я присела на край кровати и стала натягивать брюки.
Вообще юбки мне нравились больше, особенно одна, строгая в серую полосочку, чем те же джинсы. В глубине души я считала, что последние слишком сильно обтягивают попу, в то время как платья стройнили и вытягивали фигуру. Раньше я часто их носила. Но в нашей тили-мили-тряндии, несмотря на то, как начался день, никогда не знаешь, где он закончится, в чьем подвале, на чьем столе, в чьей постели или когтях. Иногда, да что там, почти всегда, приходится убегать, петлять по лесу, ползти, то и дело ныряя лицом в грязь, прятаться, царапаться и кусаться под издевательский смех нечисти. Всякое бывало, и как показала практика, все это сподручнее делать, не запутываясь в подоле и не оставляя куски ткани на ветках кустов.
Люди давно это поняли, пусть и причины были немного другие, индустрия моды давно уравняла и мужчин, и женщин.
Жаль, но те платья, что нашли меня спустя столько лет, так и остались лежать нетронутыми. Я встала и застегнула молнию.
— С обычным ножом — ни малейшего, — согласилась Майя, на этот раз спокойно и деловито. Истеричные нотки исчезли из ее голоса, и на одно мгновение мне показалось, что она старше, чем хочет казаться. И умнее. — А с атамом…
Мы одновременно посмотрели на каменное лезвие. В словах девочки была своя правда. Железным ножом я могла тыкать в нечисть хоть до посинения или пока рука не устанет, или пока «жертве» не надоест. С серебром на лезвии все бы выглядело не так весело. Была бы боль, может, смерть, если очень повезет и нечисть попадется слабая и нерасторопная. Другое дело — жертвенный нож, пьющий саму жизнь. Такому достаточно войти в тело на миллиметр, чтобы лишить жизненной силы. И от того, кто направляет орудие, зависит, быстро это будет или медленно.
Задень я железом бок, и получу в лучшем случае оскаленные клыки и ругательства, в худшем — лапой по морде. Но замени нож на атам, и жизнь покинет тело, для этого необязательно пробивать сердце. Погрузи артефакт в руку, ногу, хвост, и они отсохнут, и больше не отрастут, какова бы ни была регенерация.
Жертвенные ножи для этого и создавали: для причинения боли нечисти, для ее уничтожения. С атамом у меня был шанс, очень маленький, но был.
Я подняла глаза на девочку. Сразу вспомнились слова вестника о неудавшемся покушении, о том, почему оно не удалось. Майя была ребенком, на год или два старше моей Алисы. Что же мы творим со своими детьми?
— Нет. — Я накинула на плечи блузку и стала застегивать пуговки.
— Но, хозяйка!
Я повернулась к девочке, она прекрасно чувствовала мое состояние.
— Мне он не нужен. Забирай! Хочешь — верни на место, хочешь — утопи в болоте, продай или оставь себе. Я эту гадость в руки не возьму.
— Я тоже, — быстро сказала служанка и для наглядности спрятала кисти за спину, снова превратившись в ребенка. — Он
