обещания уникальна, ты ни о чем не вспомнишь. Или же будешь помнить о том, что я сочту нужным. Не стоит бояться и считать меня чудовищем.
— Но вы — чудовище.
— Никто из нас небезгрешен, — пожал плечами тиронец. — И у всего всегда есть две стороны.
— Чего именно вы от меня хотите? — не выдержала я.
Оборотная сторона его души меня совершенно не интересовала, мало того — я была уверена, что она еще хуже.
— Ты читала дневник, — в своей обычной манере не спросил Вердиш.
— Какой еще дневник? — попыталась удивиться я.
— Ты не умеешь врать, — ожидаемо не поверил он.
— Откуда вам про него известно? — решила прояснить этот момент я.
И ответ мне очень не понравился.
— Я был в твоей комнате. А тайники — вещь ненадежная.
— И что вам за дело, читала я его или нет? — прищурилась я, проглотив возмущение по поводу того, что тиронец копался в моих вещах. Чего уж там, если он и жизнь мою вверх дном перевернул…
— Самое прямое, Сандера. С делом, которое для меня столь важно, справится лишь Гилен. И ты меня не подведешь, более чем уверен.
— Я? — прошептала я, чувствуя, как острые коготки впиваются в мои колени сквозь плотную ткань платья. Охнула, сильнее сжала зло урчащую кошку и недоверчиво выдохнула: — Это его дневник, да? Риллиса Гилена? И я…
— Его дневник, его кровь, — кивнул Вердиш, невежливо ткнув в меня пальцем.
Разрозненные до этого мига яркие, но непонятные стежки сложились в единый четкий узор. Я сжала виски ладонями, осмысливая все заново. Строки дневника, разговоры, обрывки снов… или же воспоминаний.
«Я никогда не увижу твоей улыбки, не узнаю, какой ты стала. Я не имею права любоваться тобой даже издали, чтобы не подвергать тебя опасности. Ты никогда не узнаешь, кем был твой отец… и почему он тебя оставил. Так же, как не узнаешь, почему у тебя нет и никогда не будет дара, принадлежащего тебе по праву рождения. Ни у тебя, ни у твоих детей, ни у детей твоих детей…
Зарок нашего… нет, уже не нашего, а лишь твоего, Нисса, рода».
— Мама… Что Эстер имела в виду, говоря о зароке рода?
— Санни, это не важно. Уже не важно.
«Никогда не связываться с магами. Никогда не влюбляться в магов, не создавать с ними семью. Никогда».
Но какие шансы у древнего зарока, смысл которого потерялся, против настоящей любви?
«Магия разрушит блок…»
Внучка самого Тигора Далларена. Одаренная девочка, подающая надежды…
«…и тогда моя жертва окажется напрасной».
Изумрудная трава, солнечные блики на синей глади реки, девчушка с двумя рыжими косичками, бегущая по берегу.
— Деда! — смеется она, и крепкий, словно дуб, седовласый мужчина подхватывает ее на руки, кружит. — Деда, я знаю, кому достанется мой венок! Она краси-и-ивая, а с венком еще краше станет!
— Да, птичка моя, ты умница, — пряча глаза, вздыхает мужчина. — Талантливая умница… Выпей-ка.
Девочка берет из его рук кожаную фляжку, пробует, забавно сморщив носик и не прекращая болтать после каждого глотка:
— А папе лучше в город не ехать, у кареты колесо отлетит, а госпожа Жукор…
Она замолкает, и мир кружится перед глазами все быстрее и быстрее, яркие краски смешиваются, превращаясь в густую чернильную тьму.
И пропадает венок, плывущий в объятиях реки, тяжесть кожаной фляжки, терпкость незнакомого напитка на губах… остается лишь острое ощущение полной слепоты и всепоглощающей беспомощности.
— Деда, темно! Почему так темно?!
— Прости, прости меня, птичка моя, — обнимая рыдающую девочку, глотает слезы враз постаревший мужчина. — Я просто хочу, чтобы ты жила… Прости!
То, что пробивалось ко мне в неясных снах, было на самом деле.
Дедушка видел то, чего не видел никто… И попытался исправить ошибку. Но ошибкой был не мой дар.
