— Наконец-то.
Я обрадовалась, что Ричард пришел в себя, что весь этот абсурд закончился.
— Я поймал в ваших эмоциях точку отсчета для правды и лжи, — довольно сказал он.
— И?.. — Я ожидала извинений.
— Вы солгали.
— Безумец…
— Вы — любовница императора. Поэтому он мне и дал титул ненаследного принца. И принял в род. А вы за это с ним щедро расплатились.
— Нет! — Бешенство меня затопило.
— Опять ложь. Что и требовалось доказать…
Он поднялся, позвонил в колокольчик.
— Милорд, — обрадовалась заглянувшая в библиотеку Оливия. — Вы дома! Миледи! А что вы в темноте сидите? Ужин подавать?
— Принесите теплую одежду… — он посмотрел на меня, словно раздумывая, как меня называть, — этой женщине. Она уходит.
Служанка в замешательстве уставилась на меня, ожидая подтверждения приказа. Я только пожала плечами.
— Не понял, — поднял на служанку взгляд милорд.
Оливию затрясло от того, что она там разглядела.
— Да, милорд. Слушаюсь, милорд, — испуганно забормотала она.
— Не смею вас больше задерживать, — обратился принц Тигверд уже ко мне.
Что мне оставалось… Я покачала головой. И почти беззвучно сказала:
— Ричард. Я это переживу. Я не сломаюсь. Максимум, что со мной случится плохого, — это я снова курить начну. А вот что касается тебя… Когда-нибудь ты поймешь, что прогнал ту, что тебя любила…
— Уходи, — простонал он. — Просто уходи. Я не хочу… Я не могу… Я ведь убью.
— «Любили так, что плакали навзрыд, а любим так, что хочется ударить…»[4] — зачем-то процитировала я одно из своих любимых стихотворений. Как будто это что-то могло изменить…
Я вышла из библиотеки, тихонько притворив за собой дверь. Пересекла холл. Подождала, пока Оливия принесла одежду. Переоделась, переобулась, взяла в руки «тревожный» саквояж. Прошла под недоумевающими взглядами слуг к двери — спрашивать у меня о том, что случилось, никто не осмелился. Мне стало совсем тошно. Я рванула входную дверь на себя и шагнула в метель.
Эпилог
«Опять метель… И мается былое в темноте…»[5] Строчка из песни крутилась у меня в голове, словно подхваченная ветром снежинка, что никак не могла найти покоя.
Она все неслась и неслась куда-то. Сквозь отчаянные слезы, дикий холод, что достал до сердца. Сквозь бесприютность. Кто-то — вроде бы женщина — бродила и бродила вокруг какого-то дома. Странно, но она как будто потерялась в метели и не могла найти дороги… Она все шла и шла…
Глупая… Глупая маленькая Герда… Зачем ты целовала Кая? Зачем плакала? Ему же было хорошо… Холод снаружи — холод внутри. Минус на минус дает плюс. И все хорошо. Хорошо — потому что не болит. Анестезия. Только бы не на время. Только бы навсегда. И так красиво — хрустально, белоснежно… У меня станут ледяными глаза и будут сверкать. У меня станет ледяным сердце и не будет болеть. Никогда. Никогда-никогда. Глупая, глупенькая маленькая Герда. Зачем ты кричишь? Не кричи. Голос — это какие- то несовершенные звуки. Прислушайся — слышишь, воет метель? Вот это музыка… Ее хочется слушать вечно… Глупая, глупая девочка… Что ты кричишь?
— Миледи Вероника! — Кто-то кого-то звал. Где-то было тепло… А здесь… В этом то ли сне, то ли в бреду была только метель…
— Ника! — Кто-то настойчиво звал меня. — Ника… Не уходите. Не надо…
