— Бегу накрывать, милорд! — И Оливия, поклонившись, унеслась.
— Милорд, вам дать пирожков, попробовать? — улыбнулась я.
— Я думал, вы и не догадаетесь.
— Подать в кабинет? Или в гостиную? — поклонилась Каталина.
Лицо у милорда Верда приняло какое-то обиженное выражение. Я не стала его расстраивать и поставила перед ним тарелку, подала приборы. Вряд ли бы он стал есть пирожки руками.
Каталина посмотрела на меня недовольно, милорд — счастливо.
— Только не перебейте аппетит.
— Вы это же говорили мастеру Рэму и мастеру Паулю?
— Слово в слово, — подтвердила я.
— И как успех?
— За обедом посмотрим.
Мы рассмеялись.
Милорд Верд опустошил тарелку, кинул плотоядный взор на свежевытащенный противень. Натолкнулся на строгий и непреклонный взгляд Каталины.
— Госпожа Лиззард! — обратился он ко мне.
— Да, милорд.
— Когда будете считать расходы на неделю, внесите в них премию вам и Каталине. В размере недельного оклада.
— Нам еще Оливия помогала, — уточнила я.
— Тогда вам троим. — И милорд удалился.
Повариха посмотрела на меня удивленно.
— Вот как бывает, — улыбнулась я ей. — А будем на завтрак вкусняшки подавать — совсем озолотимся.
Быстро поела и отправилась считать недельные расходы. Время было позднее — уже четыре часа дня. А сделать надо было много.
— Мам, — прокрался ко мне в библиотеку Пауль.
— Да, сынок, — не удержалась я. Все-таки какими бы ни были благими причины, по которым мы на людях скрывали родство, это было тяжело.
— Милорд Верд фехтует круто. Мы на него вдвоем с Рэмом нападали — и ничего. Ни разу. А он нас честно предупреждал, какой части тела острием шпаги коснется.
Глаза у моего ребенка сверкали. Выражение лица было самое воодушевленное.
— А еще он сказал, что если мы продолжим в том же духе, то сможем участвовать в соревнованиях по фехтованию среди юношей нашего возраста.
— И что для этого надо?
— Стать самым сильным в академии. И он считает, что я смогу. Только мне надо работать над контролем. Тут сражаются на заточенных шпагах. И безопасность зависит от тех, кто фехтует, а не только от защиты.
— Это же опасно!
— Опасно, — с великолепным равнодушием молодости отозвался мой сын. — Но интересно… Кстати, а ты знаешь, что шпага милорда заточена особым образом — ей можно не только колоть, но и рубить. Как саблей.
— Да что ты! — Мужчины… что бы их еще так восхищало, как способ заточки шпаги! Ну, кроме пирожков…
— Представь себе. Он говорит, что это специальный, боевой, вариант.
— А Рэм где?
— У себя в комнате. Он уроки делает… Да и мне пора. Слышь, мам, они тут с проверкой домашки — вообще звери. И чуть что — сразу отработки. Запнулся — дополнительный доклад. А после отбоя — или в свободное время — мыть или чистить. Или со стулом вальс танцевать.
— Так тебе нравится?
— Если убрать танцы, риторику и мытье туалетов… То все остальное — нравится. Ну, я побежал. А то наобщаюсь с нашими белыми друзьями…
И Паша унесся. А я сидела, улыбаясь и вытирая слезы одновременно, и все говорила и говорила: «Спасибо!..», обращаясь непонятно к кому — к Мирозданию, наверное.