Сказания Меекханского пограничья. Восток – Запад

него.

Сука должна почувствовать, что такое несмерть…

…вкус железа во рту, капли пота на лбу, дрожь в ладонях. Он сложил руки на груди, чтобы скрыть дрожь.

– Ты ничего не скажешь, Альт? Ты побледнел, вспотел и молчишь? Мне надо думать, что ты впечатлился?

Вор сглотнул – ему казалось, что сквозь горло его текут остатки некоего неудачного алхимического эксперимента. То, что он увидал миг назад, не имело значения.

Керлан. Сколько он себя помнил, Керлан был правой рукой Цетрона. Ребенком Альтсин учился у него ножевому бою и тому, как красться в ночи. Керлан погиб… Из-за него?

– Мне нужно идти, – простонал он. – Я скверно себя чувствую.

Цетрон кивнул:

– Ступай. Но не шляйся окрестностями ближайшие несколько дней. Улицы нынче негостеприимны, – он сделал явственную паузу, – для пришельцев извне.

Неожиданно он обнял его и похлопал по спине.

– Помни. Две причины.

* * *

Центр города пылал, а он следил, чтобы пожар не угас. Город выстроили умно, на высокой скале, окружили его столь же высокой стеною, собрали немалые запасы воды и пищи. Стянули с окрестностей воинов и всех, могущих использовать Силу. Склонились пред Владычицей Скал. И это вооружило их спесью. Они полагали, что смогут ему противостоять, что их хилая богиня даст им защиту.

Он прибыл под эту крепость с небольшой свитой, едва десяток-другой сосудов и меньше сотни людей. Но и это напугало их настолько, что они забаррикадировали врата и попрятались по домам.

А ведь он не просил многого – всего-то пять тысяч мужчин и парней должны были покинуть город и подчиниться его Воле. Женщины могли остаться, чтобы рожать еще.

Они отправили к нему посланника. Одинокого старика с глазами, горящими внутренним огнем.

– Мы не станем твоим стадом на развод, – сказал он, прежде чем его насадили на кол.

Беда.

Не хотят, не должны.

Он проломил их сторожевые барьеры за десять ударов сердца, хотя они отчаянно сопротивлялись. Заблокировал ворота. И одарил город порождением своего гнева. Колонна огня высотой в полмили выросла посредине городских стен. Потом он наполнил рвы каменным маслом – и тоже поджег.

А теперь он стоял на ближайшей скале и смотрел.

Огонь в сердце города разрастался, поглощая все новые и новые дома, подталкивая горожан в сторону стен. Они задыхались и умирали на стенах, некоторые ложились и ждали смерти прямо там, другие прыгали вниз, третьи перерезали себе вены. Но сбежать они не могли. Столп дыма был уже в несколько миль высотой.

Хорошо.

Пробуждение было труднее, чем раньше. Альтсин приходил в себя медленно, словно сон был смолою, пристающей к душе и пытающейся втянуть его в черную бездну. Долгое время он не мог заставить себя раскрыть глаза.

Он ощущал это. Неудержимый, неукротимый гнев и презрение. Только вот эмоции эти каким-то образом оставались холодны. Это не был гнев, какой поднимается при столкновении с равным тебе противником. Для демона люди – просто насекомые, чья единственная жизненная цель – это подчинение Воле и существование в образе орудия в его руке. Каждую попытку сопротивления он топил в крови, да так, чтобы сломить дух других – потенциальных бунтовщиков.

И снова холод – город сгорел, двадцать тысяч жителей погибли, а тварь в его голове не чувствовала даже мстительного удовлетворения. Словно был он садовником, поливающий кипятком муравейник. При этом – понимание, что резня эта – лишь эпизод, что ему уже приходилось принимать участие в таких, после которых число убитых исчислялось сотнями тысяч.

Демон использовал людей как игрушки. Были и другие, ему подобные. Он помнил имена, прозвища, а за прозвищами этими таилось знание об особенностях, которые они описывали. Он вел вместе с ними войну против тварей, чуждость которых каким-то образом одновременно привлекала и отталкивала его, – и против богов, чьи имена он знал; смертные же в этих делах значили не больше, чем пешки на доске, а скорее даже – не больше пыли, эту доску покрывающей.

Хуже всего было то, что сразу после пробуждения некая тень тех эмоций оставалась с ним, люди его отвращали, они – грязь, насекомые: если бы в этот момент некий бог стер весь Понкее-Лаа с поверхности земли, вор перевернулся бы с боку на бок и заснул