Сказания Меекханского пограничья. Восток – Запад

– В твоем городе?

– В моем городе.

Некоторое время они мерились взглядами, и Альтсин понял, что не получит здесь помощи. Цетрон втянут в войну за власть в Лиге Шапки, а потому начал бы торговаться за право соуправления городом с Советом, и не осталось у него ни времени, ни средств, чтобы помогать бывшему подчиненному. К тому же появление кого-то, в чьих снах гостит демон, могло оказаться для него опасным. Твари из-за Мрака любили кровь и насилие.

Он задумался:

– Зорстеана до сих пор живет в Д’Артвеене?

– Да. Но на твоем месте я бы туда нынче не ходил.

– Ты мне запрещаешь? С какой это поры ты управляешь тамошними колдунами?

– Не я. – Цетрон покачал головой. – Ты снова не слушаешь. Я ведь говорил: граф объявил войну прегрешениям и преступникам. А ведь для некоторых – особенно для жрецов – нет большего преступления, чем неаспектированные чары. Это уже не обычный храмовый треп. Пока что у Совета нет ни отваги, ни средств, чтобы ударить по гильдиям, которые не подчинялись и старым меекханским запретам, но – они становятся все смелее. А Д’Артвеена всегда славилась своими колдунами и тем, что им на подобные запреты – положить. И поскольку наш глубоко верующий граф пока что не желает рисковать магическими стычками внутри города, то решил взять их измором. Его люди перекрыли все улочки вокруг квартала – и наблюдают. Не делают ничего, кроме как допрашивают каждого, кто туда входит: зачем, почему, с какой целью, как надолго и так далее, – но этого хватает. Город чувствует, что в воздухе что-то висит, потому все предпочитают обходить квартал стороной. Уже третья часть его обитателей выехала из Понкее-Лаа, а те, что остались, все более отчаиваются. Нет клиентов, нет денег. Однако, если ты уверен, что никто из людей графа тебя не узнает, можешь рискнуть, но…

– Но?

– Ты – сам.

Да. Ты – сам. Ты уже не мой человек. Если попадешь в подземелья, можешь рассчитывать только на себя.

– Я понимаю. Тогда зачем ты тратишь на меня свое время?

– По двум причинам. Во-первых, я хотел убедиться, кто вернулся в город, отчего именно сейчас и почему граф некогда выпустил тебя из своих лап, хотя должен был убить на месте. А вторая причина – это старый долг. – Взгляд Толстого затвердел. – В тот раз я запретил тебе играться в месть. Ты не послушался. Ты оказался наглым, высокомерным засранцем, который не знает, когда прекратить. Ты играл в интриги, словно был равным для дворянства из Высокого города.

Альтсин отвернул воротник, показывая грубый шрам:

– Это была не моя игра, и я за это заплатил.

– Не только ты. Граф прислал мне весточку, чтобы я не лез. Когда – несмотря ни на что – я за тобой не уследил, он прислал вторую со словами, что хороший командир всегда несет ответственность за своих людей.

– И вправду страшно. И что, ты так этого испугался?

Цетрон улыбнулся так, что стена за спиною Альтсина снова превратилась в глыбу льда.

– Он приказал убить Керлана. Прислал мне его голову.

Глыба льда треснула и обрушилась на него. Он почувствовал…

Ярость. «Пленных не брать!» – рычит он и сжимает Волю, а люди его впадают в кровавый амок. Сотня мечей, топоров и копий поднимаются и падают, поднимаются и падают, и в этом нет ничего от благородного военного танца, в котором воин стоит противу воина. Просто обычная резня.

А когда последний враг падает мертвым, когда мечи, топоры и копья прекращают подниматься, он смотрит в котловину, где чужаки искали укрытия, и улыбается гримасой безумца. Еще две тысячи. Он никогда не поймет, зачем они оставляют их здесь, погруженных в летаргию, выплетающих из Силы странный саван. Это уже третье гнездо, которое он открыл за последний месяц. Никогда их не охраняют воины, потому хватает и сотни людей, чтобы за время, за которое можно пробежать милю, земля оказалась очищена.

И лишь его воины раскачиваются, словно настигла их некая болезнь, их тошнит, а некоторые даже плачут.

И ему приходится все сильнее сжимать Волю на их сердцах, чтобы начать танец мечей.

В следующий раз придется взять другой отряд.

Эти же в ближайшей битве пойдут в первых рядах. Кан’на поддержала сестру и осмелилась напасть на