– Не помню точно. Я был ранен, раны болели, я потерял порядком крови. Говорил он, главным образом, о себе. О Реагвире, некоем чудесном исцелении, обязанностях воина и прочей ерунде. И о политике. Что не купился на интриги Эвеннета-сек-Греса и баронессы Левендер. Только и всего.
Цетрон глядел на него и улыбался. Альтсин невольно сглотнул.
– Барона ты убил сам, а Дарвения Левендер выехала из города вскоре после случившегося, и больше о ней не слышали. Меня интересует граф. Бендорет Терлех. То, что он говорил о Реагвире, звучало всерьез? Он и вправду верит… считает себя слугою Владыки Меча? Пока что Храм Реагвира не поддерживает его официально, но среди жрецов у него все больше симпатизирующих, а некоторые иерархи едва ли не молятся на него. Он использует их – или они его? А? Жрецы все еще помнят славу Легионов Владыки Битв и охотно бы ее воскресили. Не все, но некоторые, конечно же. Я пытался понять графа, собрать о нем информацию, но мало есть тех, перед которыми он откровенничал. Итак?
Альтсин попытался вспомнить ту ночь, когда демон впервые вселился в него. Слабость после пробуждения, рассветный полумрак, бинты, едва позволяющие двигать рукою. Он был тогда отдан на милость графа. Помнил вкус вина, тихий монолог, его внутреннюю силу. Когда граф говорил о Реагвире, в голосе его появлялось какое-то тепло.
– Он по-настоящему верит, – начал вор. – Он – политик и интриган, как и все в Совете, но он верит, что был избран Владыкой Битв. И я не думаю, что жрецы сумели бы им манипулировать, поскольку Терлех полагает, что Реагвир исцелил его ради некоей цели, и потому, если понадобится, он сам выберет новых иерархов. Однако я не знаю, что для него важнее всего нынче. Прошло… пять лет. Я могу рассказать тебе о графе, что меня отпустил, но ничего не знаю о том, который нынче сражается с Лигой. Советник ли это, желающий захватить всю власть, или, скорее, фанатик, жаждущий исполнить свою миссию?
Цетрон кивнул:
– Ну и кто из них отпустил тебя живым?
Это был вопрос ценой жизни.
– Второй. Тот, который судил поединок и верил, что Владыка Битв остался бы недоволен, убей он меня.
Альтсин ждал и смотрел, полностью понимая, что нынче решается его судьба. Посчитай Толстый, что он соврал, а появление его здесь и сейчас – часть какой-то интриги, проводимой графом, ночные кошмары и вправду окажутся меньшей из его проблем. Следующий кошмар вообще может не успеть наведаться к нему. Вор попытался не шевелиться, хотя ему все еще казалось, будто он вжимается в глыбу льда.
Наконец Цетрон слегка прищурился и улыбнулся уголками губ, а стена за спиной Альтсина сделалась нормальной температуры. Ему удалось сдержать глубокий вздох – и этим он был по-настоящему горд.
– Сколько у него тех Праведных? – обронил он, чтобы сказать хоть что-то.
– Четырнадцать. Десятерых я знаю по имени и семье, главным образом это молодые дворяне из провинции. Но о четырех мне до сих пор не известно ничего. Все они – хладнокровные, лишенные сомнений и милосердия сукины дети, какие смогут выбросить за стены города беременную женщину с четырьмя детьми лишь за то, что у нее нет мужа, и ей приходится нищенствовать на улице. Ходят они обычно парами и в обществе нескольких стражников, которые даже не делают вид, что они – нечто большее, чем прислуга для грязной работы.
– И почему они все еще живы? Нет-нет, – Альтсин вскинул руку. – Я знаю, что это означало бы официальную войну с Советом. Но, если бы один-другой забрызгал кровью мостовую, остальные поумерили бы свой пыл. Разве нет?
– А ты полагаешь, что все гильдии дают себя вырезать исключительно из уважения к закону? – Цетрон скривился так, словно у него болел зуб. – Ты видел их оружие? Видел. А видел, как они им сражаются? Словно одержимые. За двумя из них Резчик некогда послал тридцать своих парней. Те застукали их в глухом закоулке. Я потом осматривал то место: руки, ноги, кишки. Эти сукины дети убивают максимально зрелищно. И ни одного из них даже не оцарапали. В них стреляли из арбалетов, пытались отравить, накладывали заклинания. Безрезультатно. Их охраняют некие чары, а когда доходит до схватки лицом к лицу… – Плевок его был слишком выразителен. – Нам нужна Лига. Целостная, сильная и объединенная, могущая купить себе помощь хороших чародеев, способная сломать Праведных и, наконец, если это не поможет, в силах дотянуться до графа. Или мы, или он.
– И потому ты готовишься к войне с Григхасом? Хочешь стать спасителем Лиги?
– Это плохой вопрос, парень. Ему до?лжно звучать так: если не Лига, то кто сдержит Терлеха и его Праведных? И что будет следующим? Возобновление Клятвы Меча? Возрождение Легионов Реагвира и новые религиозные войны? Попытка подчинить соседние земли? Как отреагирует Ар-Миттар? Свободные Королевства? Наконец, Меекхан? Что сделает князь? Он не обладает реальной властью над городом, но формально мы относимся к Фииланду. Те, кто думают, что могут обратить время назад, а остальной мир станет на это спокойно смотреть, – глупцы. А глупцы не должны править в Понкее-Лаа.
