– Это чудовище! – закричал кто-то. – Она ведьма!
Теперь богомилы смотрели только на нее, их лица были искажены ужасом. Но с каждой минутой в них все больше проступали ненависть и отвращение.
– Убить эту тварь! – выкрикнул Живодан, и толпа вмиг всколыхнулась, раздались яростные крики.
Но Малфрида больше не была беспомощной бродяжкой. Достаточно было выставить вперед руку – и Перван, надвигавшийся на нее с дубиной, был отброшен невидимой силой, опрокинув тех, кто стоял за ним. Послышались испуганные возгласы, женский плач.
Малфрида захохотала. Потом схватила чей-то посох и провела черту в пыли под ногами.
– Первый, кто переступит ее, обратится в пепел!
Ее голос был полон угрозы, облик пугал. Оцепеневшие богомилы попятились, на их лицах застыл страх, но сзади напирали другие, вопили, распаляя себя. Их было так много, а ведьма совсем одна.
И тут в голову Малфриды угодил камень. Она и не заметила, как Андония забралась на выступ над ней и оттуда, сверху, запустила в нее обломок известняка. Удар был такой силы, что Малфрида не устояла на ногах. Однако она понимала, что не может позволить себе слабость, и мгновенно выпрямилась. И вовремя, ибо услышала, как Живодан уже дал команду своим людям забросать ведьму камнями.
– Она не сможет увернуться, если мы будем действовать дружно! Смерть чудовищу!
Они кричали, толпились, по стенам пещеры метались тени. Малфрида почувствовала боль в плече и бедре, затем острый камень угодил в щеку. Боль отупляла, мешала сосредоточиться на заклинании.
«Да неужто я с этими убогими не совладаю?» – ужаснулась Малфрида, чувствуя, как страх путает мысли.
И вдруг увидела, что богомилы отступили, повинуясь громовому голосу:
– Назад, дети мои! Оставьте это исчадие! Я повелеваю вам!
Кто бы это ни произнес, но взбудораженная толпа фанатиков повиновалась. И уже кто-то кричал, торжествуя:
– Он вышел к нам! Слава! Слава! Теперь нам не страшна тьма, мы спасены!
«Спасаться надо мне!» – мелькнуло в голове ведьмы. Как же она позабыла, что против общей ярости толпы любое чародейство бессильно? Теперь она должна перестать пугать их, успокоиться и прикинуться, что сама не ведает, что с ней произошло. Хитрость и притворство в таких случаях – лучшая защита. И если удастся их обмануть… в крайнем случае, обольют холодной водой – как того бесноватого, которого Живодан усмирил в каком-то селе…
Вытирая кровь с лица, убирая растрепанные волосы, Малфрида огляделась и поняла, что сейчас богомилам не до нее. Все они отвернулись и смотрели туда, где у выхода из темных недр пещеры на возвышении стояли двое – отрок с факелом и высокий худой муж с длинными седыми волосами и бородой. Несмотря на седину, этот человек не казался старым, настолько был прям, так величественно держался. Одна его рука покоилась на плече отрока с факелом, другой он опирался на посох. На глазах его была темная повязка.
Малфрида поняла, что перед ней – почитаемый богомилами просветленный Владимир. «Похож на наших волхвов», – неожиданно отметила про себя ведьма. А еще ей почудилось, что она уже видела этого человека. Но где? Когда? Не в своих ли видениях- гаданиях?
Слепец одним мановением руки успокоил толпу. После недавних воплей тишина оглушала. Владимир же, словно видевший сквозь повязку, протянул руку к Малфриде.
– Пропустите ее ко мне!.
У него был зычный голос. И очень властный. Так мог говорить истинный повелитель. Потрясенные происходящим богомилы расступились.
Живодан кинулся к слепцу, стал что-то говорить, указывая на Малфриду дрожащей рукой, однако Владимир ответил:
– Я знаю, во что она превратилась. Но знаю и то, что с ней можно поладить и даже спасти. Или вы забыли, что спасение даруется через увещевания и добро, а не жестокостью и злобой? Если ослушаетесь меня, клянусь, что оставлю вас с вашей звериной натурой и желанием убивать и навечно удалюсь в пещеры.
Малфрида провела рукой по щеке, коснулась шишки на голове – боль так и выстрелила. И все же она была рада. Спасена! Вот уж не думала, что следует опасаться жалких богомилов. С опаской, затравленно озираясь, прошла между ними. В толпе мелькнуло испуганное лицо Драги, Малфрида заметила глядящего исподлобья Первана, каких-то старух, еще не выпустивших из рук увесистые камни, растерянного Живодана с торчащими во все стороны волосами и всклокоченной бородой. Только стоявший на возвышении слепец выглядел спокойным и величественным. Он был очень худ – темный балахон окутывал бесплотное тело, а острые скулы,
