понятное только ему самому. Но что я могла еще ему рассказать? Мы с ней совсем не общались, даже когда вместе в приюте жили, и после моего выхода оттуда встречались всего пару раз, да и те по делу.
— Инор Гроссер утверждает, она часто отсутствовала по вечерам. Вам известно, куда она могла ходить?
— Нет, инор Шварц, мне она ничего не говорила.
— И никаких предположений вы сделать не можете?
Я только головой покачала. Сабина мне даже не сказала, куда направлялась в тот день, когда я ее видела в последний раз. Я зябко поежилась при мысли о том, что это действительно был последний раз, когда я ее видела живой и здоровой.
— В кармане ее платья была найдена записка, которую инорита Аккерман начала писать, но не закончила. — Он дождался моего вопросительно-заинтересованного взгляда и продолжил: — Там было лишь начало фразы: «В случае моей смерти…» У вас есть предположения, чего она боялась?
Я могла лишь ошарашенно молчать. Эта записка настолько не вязалась с той Сабиной, которую я знала… Да она совсем не думала о смерти, напротив, активно строила планы на будущее… Она же ребенка ждала. За эту мысль я ухватилась.
— Возможно, инор Шварц, это из-за ее беременности? Боялась умереть родами?
— Какой беременности? — удивленно посмотрел он на меня. — Инорита Аккерман не была беременна. С чего вы это взяли, инорита Ройтер?
Глава 15
— Не была? — удивилась я. — Но когда она говорила: «У меня такое положение», я была уверена, что речь шла об этом.
— Скорее всего, она имела в виду свой сомнительный статус сожительницы, — пояснил следователь.
Этими словами он вверг меня в настоящий шок. Я еще могла понять, если бы Сабина вышла замуж за человека, у которого нет денег, но в которого она влюбилась. Но жить с ним безо всяких гарантий и не имея от этого никакой материальной выгоды, а лишь одни проблемы, — это было совсем не в ее характере.
— Вы уверены? — все же уточнила я, хотя и понимала, что он сказал мне правду.
— Инор Гроссер утверждает, что неоднократно пытался узаконить их отношения, но инорита Аккерман отказывалась, мотивируя тем, что ее не устраивает его уровень дохода. Более того, она неоднократно угрожала уйти от него навсегда, если он не начнет зарабатывать приличные деньги.
Очень похоже, что Сабина при всей своей любви голову не потеряла. Деньги у нее всегда стояли на первом месте, и если бы Петер так и не смог обеспечить ей ту жизнь, о которой моя сменщица мечтала, рано или поздно она бы его оставила. Но все равно непонятно, почему Сабина вообще решила к нему переехать. Ведь все считали их семейной парой.
— Как по-вашему, это похоже на правду? — не дождавшись от меня никаких слов, спросил инор Шварц.
— Я слишком плохо знаю инора Гроссера, — честно ответила я. — Он всегда говорил о Сабине как о своей жене. А для нее деньги всегда были очень важны.
— А для вас? — заинтересовался он.
— Инор Шварц, я лишь недавно покинула приют. Денег у меня сейчас совсем нет.
Тут я вспомнила про счет, так некстати опустевший, и загрустила. На эти деньги я не рассчитывала, но все равно было очень неприятно. Как будто мать от меня отказалась еще раз, сочтя недостойной даже такой поддержки.
— Насколько мне известно, в приюте вам должны были дать выходное пособие.
— Оно почти все ушло, чтобы купить необходимое для работы у иноры Эберхардт. Если бы она мне аванс не выдала, мне бы даже еду было купить не на что.
— Добрая, значит, — сказал инор Шварц с непонятной интонацией. Непонятной, но очень неприятной.
— Да, добрая, — твердо ответила я и с вызовом на него посмотрела. — Ее никто не обязывал это делать, но она узнала о моем бедственном положении и не смогла не помочь.
— Не такая это уж великая помощь, — заметил он, разглядывая меня с каким-то странным интересом.
— Возможно, — ответила я. — Но от других я и этого не видела. Разве что Сабина мне помогала — согласилась подождать с оплатой жилья, помогла с одеждой и посудой.
— А сколько она запросила за аренду? — вкрадчиво поинтересовался следователь.
