– некуда запрыгнуть.
Глушитель бросается вперед и летит, вытянув руки, на высоте одного фута от пола. Его единственная надежда – схватить темно-красный кабель до того, как тот войдет в контакт с водой.
Кабель грациозно проскальзывает между растопыренных пальцев глушителя. Провода касаются воды; искры бесшумно, как снежинки, падают на пол.
96
Рингер
Это место мне знакомо. Я, совершенно беспомощная, лежала здесь под постоянно включенным стерильным светом.
Враг внедрял в мое обреченное на поражение тело тысячи захватчиков, а я пыталась дать им отпор. Ко мне приходил Бритва, своим появлением он удерживал меня от падения в бездонную пустоту.
Он пошел на смерть ради моего спасения, и теперь его ребенок умрет вместе со мной.
Хлопает дверь на лестницу. Тяжелые ботинки грохочут по каменному полу. Мне знаком этот звук. Я узнаю ритм его шагов.
«Вот почему глушитель не стал тебя убивать. Он приберег тебя для него».
– Марика.
Надо мной стоит Вош. Он как скала, как неприступная крепость высотой в десять тысяч футов. Он смотрит на меня небесно- синими глазами с немыслимой высоты своего роста.
– Ты кое-что забыла, – говорит Вош. – А теперь уже слишком поздно. Что же ты забыла, Марика?
Ребенок продирается сквозь ломкие, убитые зимой колосья пшеницы. У него во рту бомба размером с зернышко. Дыхание человека окутывает ребенка, дальше – взрыв, и все вокруг пожирает зеленый огонь. Ничего не остается.
Гранула. Его прощальный подарок в кармане в куртке. Я приказываю руке подняться, но она не подчиняется.
– Я знал, что ты вернешься, – говорит Вош. – Кто, как не твой создатель, даст окончательный ответ?
Слова гаснут у меня на губах. Я все еще не могу говорить. А какой в этом смысл? Он и так знает, о чем я хочу спросить. У меня остался только один вопрос.
– Да, я был внутри корабля. И он великолепен, как ты себе и представляла. Я видел их – наших гостей, – и да, они тоже великолепны, как ты себе и представляла. Естественно, физически на корабле их нет. Но ты уже об этом догадалась. Их здесь нет, Марика. И никогда не было.
Его глаза сияют от запредельной радости пророка, который узрел небеса.
– Они, их форма жизни, как и наша, основана на углероде, но это – единственное наше сходство. Им потребовалось очень много времени, чтобы понять нас, принять то, что здесь происходит, и прийти к единственно правильному решению проблемы. Так же и мне понадобилось очень много времени, чтобы понять и принять их решение. Трудно отказаться от своего вида, перешагнуть через себя и посмотреть на человечество их глазами. С самого начала это было твоей главной проблемой, Марика. Я надеялся, что когда- нибудь наступит день, и ты с ней справишься. Ни в ком из людей, кроме тебя, я не видел близкого мне по духу человека.
Он замечает, что у меня меняется выражение лица, и опускается рядом на колени. Его согнутый палец касается моей щеки. Слеза перекатывается через палец.
– Я ухожу, Марика. Ты наверняка обо всем догадалась. Мое сознание все это время хранилось на их корабле. Абсолютно свободное и в абсолютной безопасности от всего, что здесь происходит. Таким было мое условие. И они на него согласились. – Он улыбается. Так великодушный отец улыбается любимому ребенку. – Теперь ты удовлетворена? Я ответил на все твои вопросы?
– Нет, – шепотом отвечаю я. – Ты не ответил мне – почему?
Он не сердится, не напоминает о том, что только что рассказал – почему. Он понимает, что я спрашиваю не о мотивации.
– Потому что вселенная безгранична, а жизнь конечна. Жизнь это редкость, Марика, и, следовательно, она драгоценна. Ее надо сохранить. Любая жизнь достойна того, чтобы ее сохранили. Земля не первая планета, которую они спасли.
Он берет мое лицо в ладони.
– Я не хочу терять тебя. Как ты сама говорила: добродетель становится пороком. Я совершил смертельный грех, Марика, и только ты можешь меня простить.
Он аккуратно приподнимает мою голову над полом. Его колени совсем рядом. Создатель-отец качает мою голову на руках.
– Мы нашли, Марика. Нашли аномалию в программе Уокера. Изъян системы заключается в том, что его там нет. Ты понимаешь? Очень важно, чтобы ты поняла. Нечто особенное за пределами времени и пространства, неопределяемая константа, неподвластная пониманию. У них нет на это ответа, поэтому они его и не дали. Им это не под силу. Как можно уместить любовь в алгоритм?
Его глаза сверкают, но теперь уже от слез.
