проникаю в Дамбо. Констанс стоит рядом и наблюдает. Она знает, чем я занимаюсь.
– Еще есть шансы? – спрашивает она.
Дамбо чувствует меня. У него вздрагивают веки, он разжимает губы и делает выдох. В тающих сумерках его сознания – вопрос и острая нужда. «Куда ты, туда и я».
– Зомби, – тихо говорю я, – скажи ему что-нибудь.
Чтобы Дамбо выжил, ему нужно перелить кровь. Переливания не будет. Но он не за этим, изнывая от боли, полз десять кварталов. Не ради этого продержался так долго.
– Скажи ему, что у него получилось. Скажи ему, что он нашел тебя, Зомби.
Над черным бесконечным горизонтом – проблески света. В этом свете сердце находит то, что искало. В этом свете Дамбо идет туда, куда направляется его любимый Зомби. В этом свете мальчик по имени Бен Пэриш находит свою младшую сестру. В этом свете Марика спасает маленькую девочку, которую все зовут Чашкой. В этом свете выполняют обещанное, сбываются мечты и возвращается время.
И голос Зомби уносит Дамбо к этому свету:
– Ты сделал это, рядовой. Ты нашел меня.
Тьма отступает. Нет больше бесконечного падения во мрак. Я ощутила, как душа Дамбо разрывает горизонт, и все вокруг стало светом.
Потерял, нашел, и все только свет.
III
День третий
35
Зомби
Я не оставлю Дамбо гнить у баррикады. Не отдам крысам, воронам и мясным мухам. И не сожгу. Я не оставлю его стервятникам и падальщикам.
Я выкопаю для него могилу в промерзшей, неподатливой земле. И положу в могилу аптечку, но не винтовку. Дамбо не убивал людей, он их лечил. Он дважды спас мне жизнь. Нет, трижды. Забыл посчитать эпизод в Дейтоне, когда он подсказал Рингер, куда стрелять, чтобы случайно меня не убить.
Вся баррикада утыкана выцветшими флажками. Я украшу ими могилу Дамбо. Ткань выцветет добела. Дерево сгниет. Или, если Уокеру не удастся взорвать корабль-носитель, бомбы не оставят следа и от флажков, и от могилы, и от Дамбо.
Потом земля придет в себя, и моего друга укроет одеяло из ярко-зеленой травы.
– Зомби, у нас нет времени, – напоминает Рингер.
– На это – есть.
Она не спорит. Уверен, она могла бы найти дюжину аргументов, но Рингер оставляет их при себе.
Заканчиваю уже после полудня. Господи, какой же прекрасный выдался день. Мы сидим возле свежей могилы. Я делюсь с ними остатками протеиновых батончиков. Рингер аккуратно откусывает несколько раз и кладет оставшееся в карман куртки.
– Кролик? – спрашиваю я.
Рингер мычит в ответ. Женщина по имени Констанс сжирает свой батончик целиком. Кстати, о кроликах. Она стреляет глазами в точности как кролик, и нос у нее подрагивает, словно она вынюхивает опасность. Рядом с ней лежит винтовка Дамбо. Сначала она отказалась ее взять. Заявила, что у нее проблемы с оружием. Неужели? Как же она умудрилась продержаться так долго?
И еще одна странность: священник-глушитель, как раз перед тем, как Констанс разнесла ему голову из моего пистолета, тоже произнес нечто подобное.
– Кто-нибудь хочет что-то сказать? – спрашиваю я.
– Я его почти не знала, – отвечает Рингер.
– А я не знала вообще, – говорит Констанс, но потом, наверное, понимает, что это прозвучало грубо, и добавляет: – Бедняжка.
– Он был из Питтсбурга. Болел за «Пэкерсов». Любил видеоигры. Он был геймером. – Я вздыхаю. Проклятье. Как мало мне о нем известно. Практически ничего. – «Call of Duty», бодерлайнер Эм-эл-джи.
– Какая ирония, – говорит Рингер.
– Уверена, он был очень милым мальчиком, – вставляет Констанс.
Я мотаю головой.
