пальцы сами решили, что играть дальше. Они выбрали вальс Шопена. Я себе уже не принадлежала – мной овладела мелодия.
Через некоторое время я очнулась и подняла глаза. Тут до меня дошла пара вещей. Во-первых, меня вполне можно купить. А во-вторых, я готова переехать сюда хоть завтра – лишь бы пианино стояло на месте, потому что, пока я на нем играла, все остальное переставало существовать. Что бы тут ни случилось – меня спасет музыка.
Вот только готовы ли к такому мои будущие домочадцы? Не все любят Вагнера по утрам.
Я огляделась. На пухлом диване рядом с гигантским филодендроном сидели Тэм и Холли и таращились на меня, разинув рты.
Мама с Верноном сидели на кушетке, держась за руки.
Я вдруг подумала, что отец не просил меня ничего сыграть с тех пор, как уехал к Джинни. Он даже на концерты перестал приходить. У меня концерт – у него командировка. Джинни, правда, бывала.
– Простите, увлеклась, – пробормотала я.
Вернон помотал головой:
– За что извиняться? Ты чудесно играла. Пианино твое – играй что угодно и когда угодно.
Ко мне подскочил Тэм.
– А меня научишь? Папа купил его пару дней назад, и я пробовал понажимать клавиши… Но вышла полная ерунда. У тебя получается в сто раз лучше! Покажешь?
– И мне! – радостно воскликнула Холли.
– На это нужно время, – уклончиво ответила я. – Будет ли оно у нас?
Я захлопнула крышку и встала. Кажется, я влюбилась в пианино окончательно и бесповоротно – и это меня пугало.
– Где тут у вас кухня?
Мы проследовали по еще одному коридору.
Кухня тоже была огромной – архитектор дома явно страдал гигантоманией. В углу стояло исполинское стальное чудовище, исполнявшее роль холодильника, а по стенам были развешаны сияющие медные кастрюли. Широченный разделочный стол, плита с шестью конфорками и две печи – микроволновка и обычная. Многообещающе. Я сразу направилась к самому стратегически важному объекту – холодильнику.
– Фиона! – шикнула мама.
Я захлопнула дверцу, успев убедиться, что ни пива, ни газировки там нет – не было даже молока.
– Все в порядке, – мягко сказал Вернон. – Чувствуйте себя как дома. Тэм, покажи Фионе, чем у нас можно перекусить.
Вот тут-то меня и постиг настоящий ужас жизни с Денизами. Их понятие «перекуса» явно отличалось от всего цивилизованного мира. Морковь? Сельдерей? Яблоки? Апельсины? Обезжиренный попкорн из микроволновки?..
Как предусмотрительно с моей стороны было припрятать пару сникерсов и пачку арахисовых конфет.
– Кстати о «перекусить», – сказал Вернон. – Располагайтесь, и поедем в магазин. Купите все, что вам понравится. Я понимаю, что наши пристрастия в еде могут не совпадать.
Еще одно препятствие нашему совместному будущему исчезло. Этот парень нравился мне все больше.
Холли проводила меня до моей комнаты. Я распаковала чемодан, переоделась в синюю футболку и решила разнюхать, что тут к чему. В ящиках стола и комода было пусто – пока там не поселились мои вещи. В шкафу болтались только вешалки. В окнах зеленел лес. Под деревьями стояла ванночка, в которой плескались птицы. Ни лужайки, ни пруда из моих окон видно не было. Да, этот дом определенно не имел границ.
Я вышла из комнаты и постучалась к Холли. Она тут же открыла. Ее спальня была красно-коричневой. На стенах висели яркие картины, нарисованные на коре, а на полках восседали каменные статуэтки из далеких стран. Ее окна тоже выходили на лес.
Так-так. Никаких следов Барби и в помине. Я почувствовала себя неловко. Мои куклы переехали на чердак всего пару лет назад, и я по-прежнему по ним тосковала. А у Холли даже медвежонка не было.
– И как вы тут развлекаетесь? – спросила я свою потенциальную сестру, усаживаясь к ней на кровать.
– Гуляем. Тут есть тропинки и куча классных мест – можно доехать на машине. Еще читаем. На пляж ездим. В Монтерее есть огромный аквариум – можем сходить, если хочешь. Летом папа водит семьи в походы по лесу, ну и мы с ним тоже. Еще я рисую.
Она вытащила из ящика стола серебристую коробку – типа портфеля, только больше:
– Ты любишь рисовать?
– Честно говоря, рисую я отстойно.
Холли широко распахнула глаза цвета травы.