– Что ты, Фиона! Все могут рисовать. У тебя, наверное, просто был плохой учитель.
Ну вот, приехали. Только снисхождения от восьмилетки мне и не хватало. Сменим тему.
– А что случилось с твоей мамой?
Холли прикусила губу и сосредоточенно защелкала застежками на коробке. Затем она бросила на меня быстрый взгляд.
– Она умерла два года назад.
Я выждала пару секунд.
– А от чего она умерла?
Холли глубоко вздохнула:
– От рака.
– Мне очень жаль.
По маминой работе я знала, что люди умирают по-разному: одни уходили легко и быстро, других ждал долгий мучительный конец. Какую смерть встретила мама Холли, я не знала, а спрашивать было неудобно.
Девочка крепко сжала серебряные застежки.
– Папа ничего не сделал, – прошептала она.
– Иногда никто не может ничего сделать, – ответила я, жалея, что в комнате нет мамы. Она всегда знала, что сказать в таких ситуациях.
Холли уставилась куда-то сквозь меня.
– Она хотела уйти, – прошептала она. – Я слышала, как они с папой разговаривали, когда думали, что рядом никого нет. Папа сказал, что может дать ей зеленую силу. Но она ответила, что хочет покоя и что он должен ее отпустить, – Холли подняла на меня мокрые от слез глаза. – Как она могла нас бросить?
– Все умирают. Тут ничего не поделаешь.
Я вспомнила об одной из маминых пациенток, Пегги. Я видела ее дважды, и она была одним из самых чудесных и добрых людей, которых я встречала. Всегда спокойная и ничуть не испуганная.
Почему?
Когда я пришла к ней во второй раз, она взяла меня за руку. Ее пальцы напоминали тонкие палочки из гибкого пластика. В глазах искрился свет, а на губах играла умиротворенная улыбка.
В тот день, когда мама сказала, что Пегги умерла, мне показалось, что я встретила ее на улице. Правда, у нее была копна черных волос, а не тот короткий ежик, с которым я ее обычно видела. Она обернулась и помахала мне – а потом сквозь нее начал просвечивать дом, и она растаяла. Не знаю, почему я решила, что это она. Может, потому, что о ней думала. Мама сказала, что ушла она спокойно.
Холли покачала головой.
– Папа мог. Она ему не разрешила.
– Холли… – начала я, протягивая руку.
Холли резко встряхнула кудрями, улыбнулась своей ослепительной улыбкой и открыла защелки на коробке. Я опустила руку на покрывало.
Внутри ящика оказалось несколько отделений, забитых тюбиками с краской. Холли вытащила из-под крышки стопку картонок, оклеенных холстом, и протянула мне одну.
На ней было изображено дерево или, может, человек – нечто зеленое, живое, покрытое листьями и ветками; нечто причудливое и могущественное. Еще у него были глаза, которые смотрели на меня в упор. Я не могла отвести взгляд.
– Нравится? – спросила Холли, пока я играла с картиной в гляделки.
Я неопределенно качнула головой.
Холли вздохнула и положила картину на кровать.
– Это самая лучшая.
– Что? – я часто заморгала, стараясь очнуться.
– Тебе не нравится.
– Не нравится?! Она потрясающая! Ты сама рисовала? Просто класс!
– Правда? – улыбнулась Холли. – Если хочешь, бери!
– Холли… – запнулась я.
Я понятия не имела, чем все это обернется. Нельзя брать у нее подарков.