вышагивать иноходью и танцевать польку. Увы, божьи коровки быстро забывали поучения Джека и предпочитали летать по своим делам вольным стилем. Кто знает, может, у них была тайная миссия – такая секретная, что они и сами не знали ее конечную цель.
Едва ли во всем Королевстве нашелся бы человек, сильнее обделенный судьбой, чем мать Джеков. По крайней мере, на ее взгляд. Ее переполняли честолюбивые желания, но родилась она в бедной семье и вот уже шестьдесят лет была вынуждена одеваться в обноски, за что и получила прозвище Грязная Тильда. Мечтая о лучшей жизни, женщина научилась говорить по-образованному. Она могла поддержать разговор о Шато Пьяне-Свиньон 47-го года, даже порассуждать, какой сезон был удачным для урожая винограда, собранного с плантации выше по реке. Тильда выбивалась из сил, чтобы выбиться в люди, но жила в нищете, и ей приходилось довольствоваться теми отбросами, что могла добыть ее семья. Например, после вымачивания в соленой воде картофельные очистки с полугнилыми ягодами становились почти съедобными.
Джека Меньшого считали дурачком. Он, похоже, не замечал переживаний матери, не интересовался ее обидами и едва ли размышлял о несовершенствах монархической системы правления. И уж тем более не углядел бы в ворчании Грязной Тильды никакого заговора против Короля. Однако когда Джек Большой – так старший брат стал называть себя, чтобы откреститься от младшего, – когда Джек Большой исчез, забравшись по гигантскому стеблю, власти заподозрили, что это только прикрытие. Тут наверняка таилось нечто более серьезное – может быть, даже измена короне! Поэтому еще до рассвета солдаты явились в дом Грязной Тильды и Джека Меньшого.
– Имя.
– Чье имя? – спросила Грязная Тильда.
– Твое, ведьма. Мы впишем его в отчет.
– Донатильда из Болотных Лужков.
– Грязная Тильда, – буркнул писарь, делая пометку в бумагах.
– Если знаете, зачем спрашивать? В любом случае мое имя – Донатильда.
– А твоего сына?
– Спросите его сами.
Вздохнув, писарь обратился к парню:
– Имя?
– Эту божью коровку зовут Берилл, а эту – Покли, – ответил Джек Меньшой. – А это Клайв Стейплз.
– Убери от меня эту гадость. Я спрашиваю твое имя!
– А-а! Я Джек. Джек Меньшой.
– Меньше грязный? Ха-ха.
– Меньше – не больше. Я не привереда, не жалуюсь.
– Чем меньше болтаешь, тем умнее кажешься, – вмешалась мать. – Меньшой – это домашнее прозвище. Чего вы к нему прицепились?
– Другие родственники есть?
– Все уже на том свете, – помрачнев, ответила Тильда.
– Желаете что-нибудь добавить? – продолжил писарь.
Тильда поджала губы и отвернулась, поэтому он устало обратился к Джеку:
– А вы? Я должен задать эти вопросы, таков порядок.
Джек заглянул в карман куртки и тоже спросил:
– А вы? – затем прислушался к тишине и ответил за божьих коровок: – Они потеряли дар речи.
Писарь захлопнул свою книгу и вышел, а разговор продолжил Капитан стражи:
– Вы знаете, в чем вас обвиняют?
– В любовном привороте? – язвительно предположила Грязная Тильда.
Капитан был на службе не первый год и к озлобленным шуткам арестантов относился спокойно.
– Мы подозреваем, что вы замышляете измену короне. Растения, которые вы посадили у себя на коровьем пастбище, подстрекают к волнениям и разжигают республиканские настроения.
– Коровье пастбище? Ха! Сколько воды утекло с тех пор, как там пасли последнюю корову! – всплеснула руками Грязная Тильда. – Мой дорогой Джек Меньшой продал ее за один боб. Мы варили его четыре дня, и что же? Он оставался твердым, как камень или ваше сердце. А то растение? Мы пытались прокормиться огородом, где же тут преступление? В конце концов, мы должны
