Дома никого не оказалось. Джек открыл горшочек и переложил из него в тарелку горячую овсянку с молоком и яблоками, а когда опустил крышку и поднял ее вновь – обнаружил внутри кварту свежего кофе со сливками и сахаром. В третий раз Джек достал свиные сосиски с чесноком и фенхелем, в четвертый – порцию омлета с горчицей и листьями эстрагона. Потом он учуял идущий из- под крышки сладкий аромат, что-то вроде гречневых блинчиков. Наконец парень отставил горшочек в сторону и задумался, где искать мать и брата.
Прогулки на рассвете не входили в число их вредных привычек – куда же они могли подеваться?
Единственная корова продана, пасти некого. Самого Джека не волновало, что он забрался на поиски добычи чересчур далеко от дома: в их-то деревне где заработать? У соседей его семья никогда не была на хорошем счету. Да и мать, что бы сыновья ни делали, все равно наказывала старшего и ругала младшего.
Несколько дюжин божьих коровок выстроились на пороге в слово «ПОМОГИ», но Джек Большой не умел читать. Он передавил половину насекомых, пока шатался по дому туда-сюда.
В конце концов он облегчился у старого сарая, подтянул штаны, и его захватила новая идея. Парень отправился к бобовому стеблю и вновь полез по нему вверх.
Судья обвинил крестьянку и ее сына в мятеже с целью свержения трона. К полудню городские глашатаи уже учили текст, чтобы без запинки выкрикивать сенсацию: «Грязная Тильда и Джек Дурак! Измена Королю и короне!» Хорошо поданная сочная новость должна привлечь слушателей на улицах и в тавернах – тогда они подкинут за нее деньжат, особенно если успеют достаточно выпить.
Джек Меньшой огорчился, что только две божьи коровки – Ягодка и Вильгельм – навестили его. Пытаясь развеселить друга, они станцевали несколько забавных па из кадрили. Но Тильда с раздражением отмахнулась от этой ерунды: ее больше заботили выкрики на улице, которые доносились через тюремное окошко.
– Измена Королю! Да они в своем уме? Я и не видела никогда благородного господина, как я могла ему изменить? – Тильда злилась все сильнее, но старалась быть осторожной в выражениях, подозревая, что их могут подслушивать. – Все это ужасная ошибка! Если бы приближенные Короля были такими же мудрыми, как его величество, они бы поняли, что я лишь преданная слуга короны…
Королевский дворец стоял неподалеку от тюрьмы. Для собаки путь от тюремных решеток до дворцовых состоял из определенного набора запахов: человеческие нечистоты из канав, влажная брусчатка, конский навоз, капли старого кислого эля и еще более старой рвоты, вонь стоячей воды из деревянной колоды – неважно, заполненной или пустой, – снова влажная брусчатка с каким-нибудь любопытным мусором… Затем начиналась улочка, засыпанная щебенкой. Она вела к широкой дорожке вдоль железного забора, на котором все окрестные псы обменивались посланиями. Дальше собачий нос улавливал аромат гортензии и запах серого мрамора – и наконец утыкался в кованые ворота дворцового сада, по идеальным газонам которого вальяжно вышагивали белые павлины. Кусты и деревья за оградой были причудливо подстрижены: на газонах замерли сатиры, дриады, русалки, фениксы и танцующие медведи.
Собаку или крестьян железные решетки остановили бы, но стайка божьих коровок едва ли обратила на них внимание, пробираясь к мраморным подоконникам музыкальной комнаты Короля.
В музыкальной комнате был желтый паркет и золотистые шелковые портьеры, а у пуфиков и диванов – обивка из сливового плюша. Король бродил туда-сюда и что-то напевал. Когда он говорил, его гнусавый голос трудно было запомнить – однако почти невозможно забыть, если он начинал петь. Увы.
Король не особо интересовался проблемами своего королевства, но организовывал для подданных ежегодные концерты, чтобы продемонстрировать народу то, что его учителя музыки, осознавая собственную беспомощность, называли прогрессом в учебе.
– Трам, там-там, парам-пам-пам, – напевал Король, дирижируя указательным пальцем. – Слова придут позже, когда сложится мелодия. Трам, там-там, парам-пам-пам. Трам, скачу я по горам, парам-пам-пам несу грозу моим врагам!
– Мой дорогой мальчик, – прервала его Королева-мать, отрываясь от рукоделия. – Какое-то надоедливое насекомое залетело в окно и теперь ужасно шумит.
– Матушка, вы бессердечны и жестоки. Я всегда вам это говорил, – замечание матери явно обидело Короля.
– Для хорошей шутки всегда есть время, но сейчас я говорю не о тебе, – ответила Королева-мать, которая действительно была жестокосердна и наслаждалась этим. – В комнату залетел какой-то жук, щелкает крыльями и жутко стрекочет.
– Где? – полюбопытствовал Король, который не боялся насекомых.
– Ну, он упал на мое шитье, потом взлетел и понесся куда-то в твою сторону. По-моему, несчастное создание пыталось разбить голову о стену, лишь бы не слышать твое пение.
