румелийской языковой группе и исходят из племен шаабов, баарцев и пруссков. По верованию оные принадлежат к церкви Восшествия, но с некоторыми отличиями в службе и в иных процессуальных практиках.
Столица Румии есть Кесария, истинно великий град, чудесный своими храмами, именуемыми киирхами…»
– Барон Касдей Ставрус Партос! – представился румиец, гордо задрав расквашенный нос к закопченному потолку и многозначительно добавил: – Из рода кесарийских Касдеев, потомственных конюших Великого кесаря.
Знакомимся мы. После того как конфликт к обоюдному удовольствию уладился, пришло самое время откушать, что боги послали, а вернее, что наемники на откуп выставили, ну и, конечно, познакомиться, ибо ничто так не сближает, как партнерство в хорошей драке. Или даже просто хорошая драка.
– Горан. Словен.
– Несомненно, вы есть нобль? – уточнил барон.
Ага, барон требует прояснить происхождение. Ну что же, хотя на Звериных островах такого понятия, как боярство, сроду не водилось, отказываться не буду, ибо каждый словен и словена – от рождения привилегированного положения.
– Так и есть.
– Не сомневался в сем! – Партос энергично кивнул. – Храбрость и благородство свидетельствуют.
Надо сказать, румийский барон производит весьма приятное впечатление. Открыт, буен, отчаянно носат, кудряв как баран, весел, громаден телом и очень напоминает какого-то литературного персонажа из моего прошлого мира. Вот только пока точно не помню какого. Что еще… вряд ли румийцу больше двух с половиной десятков лет и на ославском языке говорит плохо, коверкая слова на румийский лад.
– Моя очередь… – Алв метко закинул баранью кость в пустой кувшин у стены и вежливо улыбнулся. – Арамий Амадеус Блюмелот, потомственный сенатор.
Ага, и этот боярин, только на алвский лад. Но тоже весьма интересный персонаж. Высоченный, с меня ростом, но, похоже, при своем довольно тонком строении тела обладает недюжинной силой и ловкостью. Рубака еще тот, лоб наискосок пересекает рубленый шрам, тщательно залеченный, но все равно хорошо заметный. Ну и, конечно, весь в алвском антураже: длинная грива волос, прихваченных в хвост серебряным кольцом в камушках, высокие, чуть ли не до паха, замшевые сапоги, длинный, шитый серебром, подбитый мехом камзол и кружевная рубашка. Ну и серьги в ушах. Правда, впечатление портят расквашенная губа и шишка на лбу, но все равно весьма авантажен. Такие, наверное, очень нравятся местным женщинам. Алв, одним словом. Даже не скажу, сколько ему лет, но не молод. И явно владеет Силой: пытался накоротке несколько раз меня прощупать, амулет Малы исправно каждый раз свидетельствовал об этом.
– Гор. Славен. – Я в свою очередь поклонился алву.
Очень интересно. Теперь осталось понять, что собрало этих людей здесь, и главное – какой кикиморы они все дружно схлестнулись с наемниками. Впрочем, скорее всего, тому причиной…
– Купава, инокиня Обители Торжества Веры. – Девушка почему-то скрыла факт нашего знакомства.
– Гор. Почту за честь разделить с вами стол, но что случилось? В чем причина конфликта?
Купава слегка покраснела, неопределенно хмыкнула и сразу сделала вид, что полностью занята фаршированными угрями.
– Хамы… – пожал плечами румиец. – Я не совсем понимать, но, кажется, эти хамы затеять ссору с почтенной Купавой.
Инокиня покраснела еще больше и, скрывая это, даже отвернулась.
– Я увидел, как прекрасная дева, – алв поклонился инокине, – вступила в бой с наемниками, и без рассуждений выступил на ее стороне. Ибо всегда готов служить очаровательным женщинам. Барон присоединился к нам, очевидно, из тех же побуждений. А что послужило ссорой, мне не ведомо, да и не столь уж важно.
– Они грубияны, – зло фыркнула Купава, очевидно объясняя причину, и поспешила уйти от неприятной темы: – Пьем?
Возражений не последовало. Запеченный баран оказался отменным, огневица тройной перегонки – просто жуткой крепости, но приятного вкуса, так что вскоре напряжение спало и завязался обычный застольный разговор. Очень занимательный и непринужденный. Румиец громко хохотал и рассказывал, по его мнению, смешные анекдоты, не забывая отчаянно хвастать. Арамий тоже не оставался в стороне, колко и ехидно высмеивая народы Серединных земель, при этом очень тонко, не преступая грани