сколько лет! Погоди, когда мы последний раз виделись? Это когда… Это ж семнадцать, нет, восемнадцать лет… Восемнадцать лет… Ну ты молодцом выглядишь, не то что я. Диета, спортзал поди? Ты как, женат?
Перед входом, у самых ступенек, стояли три здоровенных джипа с тонированными стеклами.
– Науку не бросил? Небось, уже академик, тайком на Нобелевку зуб точишь? – Сильвио засмеялся, пихнул меня в плечо. – Ведь точишь, сукин сын, точишь?
Он подтолкнул нас с Зиной к средней машине, охрана распахнула двери. Кресла в салоне стояли не в ряд, а лицом друг к другу, как в старом лондонском такси. Сильвио что-то коротко приказал бородачу-людоеду, тот кивнул и побежал к головной машине. Мы сели, охранник захлопнул дверь, машина мягко тронулась.
Сильвио здорово изменился. Не постарел, а именно изменился. Раньше он напоминал портрет работы Перуджино – воздушный румянец полутени, изящный ракурс, живой блик в сером глазу. Теперь это был почти Роден, полновесный и внушительный, никаких нюансов – тяжелый подбородок, крупный, почти крестьянский, нос, массивные надбровные дуги. Глаза посветлели, точно полиняли в молочную синеву, от волос, некогда густых и темных, остался серебристый ежик. На лбу появился косой шрам, белая полоска вроде полумесяца. Этот шрам делал его похожим на римского легата, ветерана славных походов времен какого-нибудь Гая Юлия Цезаря или Марка Антония Каракаллы.
– Мы сейчас в «Гнездо»…
– Куда? – не понял я.
– В Кремль. – Сильвио, смеясь, прищурился. – Тут, брат, везде жаргон, сленг и ненормативная лексика. За двадцать лет царства Тихона, гори он в аду, – Сильвио мелко перекрестился и сплюнул через плечо, – в бардак страну превратили. В зону! Тихон – пахан, остальные братки шестерят по понятиям. Я сам, как каторжный, ботаю по фене. Перед девчонками стыдно.
Я не понял, он хлопнул меня по колену.
– У меня ж две дочки! Ты ж не знал, близняшки Жанна и Анна…
– Ты что, женат? – удивился я.
– Да нет! – Он фыркнул и махнул рукой, точно я спросил его, продолжает ли он коллекционировать марки. – Ты ж меня знаешь…
Я засмеялся – Сильвио был единственный человек, которого я действительно знал. Не считая Шурочки, которая, впрочем, всегда была полна сюрпризов.
– Господи, Сильвио… – Я, глупо улыбаясь, вытер глаза.
– Ну-ну… – Он ткнул меня в плечо.
– До сих пор не могу поверить… – Я потряс головой, точно спросонья. – Весь этот бред… Похороны, голограмма, повешенные – знаешь, они там вешали людей на мосту, на Устьинском?
Он кивнул. Взглянул на Зину; та тихо сидела в углу, улыбнулась в ответ смиренно, по-монашески. Я давно заметил: женщины в отличие от мужиков интуитивно выбирают безошибочную линию поведения в любой жизненной ситуации.
– Я тут кое-что понял, – неожиданно серьезным тоном начал Сильвио. – Сорок лет водить народ по пустыне – не такая уж глупая идея. Помнишь, мы с тобой рассуждали, что сменится два поколения и весь дух совдеповский из народа выветрится? С новыми людьми можно будет строить новую страну. Помнишь?
Я кивнул.
– Да мы сами себя считали уже новыми людьми, – продолжил Сильвио. – Нам была очевидна дикость идеи «научного коммунизма», абсурдность их мантр – «Учение коммунизма всесильно, ибо оно верно», помнишь? Как мы потешались над их наукообразными концепциями и терминами: диктатура пролетариата, интернациональное единство, борьба классов, социалистическая революция… А помнишь этот перл: в конце двадцатого века коммунистическая партия с гордостью объявила о появлении нового «социалистического человека»? Это позабористей старика Ницше будет! Коммунизм построить не получилось, а вот вывести нового человека – будьте любезны, пара пустяков. Прошу любить и жаловать – гомункулус советикус!
За тонированными до чернильной черноты стеклами, призрачно, как во сне, проплывала Лубянская площадь.
– А что с «Детским миром»? – Я ткнул в сторону забора, наскоро сколоченного вокруг горы мусора и битого кирпича. – Кому понадобилось бомбить магазин?
– То асы Каракозова… – усмехнулся Сильвио. – Промазали. В чека метили…
– А этот, – я показал на памятник, – давно вернулся?
– Феликс? Года четыре. Тихон после Прибалтики вконец чокнулся, поставил на Поклонной горе Сталина – не видел? Повыше вашей статуи Свободы будет. Колосс! Тогда, после тех войн, Тихон начал полномасштабную реставрацию советского строя. Как это в
