поднялся с корточек и, окинув взглядом соплеменников, зычно воскликнул:
– Идем обратно!
– Ночь скоро, Таррк, – без тени улыбки на лице сказал Руф.
– Ночь, день – плевать, – отмахнулся вожак. – Амулет Морха нужен. Идем обратно.
«До чего же все-таки глупы эти нео!» – подумал Игорь, глядя на амбициозного мутанта снизу вверх.
В принципе, ночная Москва от дневной мало чем отличалась, но был у нее один глобальный недостаток – темнота, из-за которой разглядеть некоторые угрозы попросту не представляется возможным. Хорошо, когда луна ярко светит, ну а если тучами небо затянет? С горящим же факелом в руках ты и сам становишься отличной мишенью для мутантов, биороботов, шаманов и прочих хищников, от которых прежде тебя надежно защищал мрак.
– Ночь – опасно, – покачал головой Руф.
«Этот явно поумней Таррка… Хорошо, что главный – не он, а то давно б мне быть сожранным!»
– Я сказал – идем обратно! – рявкнул вожак, энергично ударив себя кулаком в грудь.
И соперник не нашел, что на это возразить.
Видимо, жест предводителя напомнил ему об их недавней потасовке, закончившейся для вечно голодного нео не слишком удачно.
Удивительно, однако роль пленника оказалась не так уж и плоха. Пусть запястья Игоря теперь стягивала крепкая веревка, но в остальном его положению можно было только позавидовать: дружинник находился в самом центре бредущей по Москве стаи, надежно защищенный от внешней опасности хмурыми нео.
Их отряд неспешно двигался по улице Твардовского, и Игорь, который прежде здесь не бывал, с любопытством вертел головой из стороны в сторону. Собственно, район этот мало чем отличался от других – пустующие здания, глядящие на путников темными провалами окон, разнообразный хлам, тут и там… и ощущение полной безысходности. Город за пределами Кремля не был мертв, но и живым его назвать язык не поворачивался.
Так же, как не поворачивался назвать нео людьми.
Не раз и не два молодой дружинник ловил на себе плотоядные взгляды дикарей, но дальше взглядов дело, к счастью, не заходило. Никто не хотел связываться с Таррком, который недвусмысленно дал понять: пока амулет не найден, пленного «хомо» беречь, как зеницу ока. И остальные покорно подчинились своему новому вожаку. Игорь начинал подозревать, что меч покорного Морха в стае был чем-то вроде державы – этаким переходящим символом власти. По крайней мере, Таррк размахивал мечом покойного Морха с таким достоинством, будто добыл его у прежнего хозяина в честном бою. И если большинство, кажется, плевать хотело, откуда у него взялся достопамятный клинок, главное, что взялся, то Руф явно замышлял недоброе. Во всяком случае, взгляды на Таррка он бросал один красноречивей другого. Игорь начал подозревать, что, когда он приведет их к трупу Морха, между двумя дикарями завяжется нешуточная борьба за обладание амулетом. И в этот раз кулаками, надо думать, дело не ограничится, наверняка прольется чья-то кровь…
Впрочем, самого Игоря должно было заботить не это, а, скорей, сам мифический амулет, о существовании которого он до недавно подслушанного разговора между Таррком и Руфом и не догадывался. И если поначалу он был рад уже тому, что отсрочил свою погибель, то теперь, когда их отряд споро шествовал к Строгинскому бульвару, дружинник всерьез забеспокоился. Что, если вернувшийся «Спайдер» нашел труп Морха и сожрал его вместе с проклятым амулетом? Или же мертвец будет сидеть на прежнем месте, но самой безделушки при нем не окажется (ведь тот же Захар вполне мог забрать ее в качестве трофея)? Как объяснить тупорылым нео, что их заветный трофей был
Дружинник закусил нижнюю губу. Он всегда так делал, разволновавшись.
Игорь не раз и не два слышал мнение, что смерть дружинника есть не наказание, а, напротив, избавление, ведь для любого нормального человека жизнь в нынешнем мире – натуральная мука. То есть московская Зона – это что-то вроде ада на Земле, а после смерти все, кто в этом ужасе пожил, отправляются в рай. И если раньше Игорь считал эти домыслы беспочвенными и даже глупыми, то теперь, в первый же свой рейд сполна хлебнув горя, он уже всерьез задумался – а, может, так оно все и есть?
«Перед смертью, говорят, всегда на философию пробивает…» – подумал он, рассеянно глядя на широкую спину нео, идущего
