Земли. Но мастеровых, дошедших до умения делать застывшими текущие воды без помощи холода и рубить из них вещи, как топор вырубает лед на реке, Силис никогда не встречал. Не искус ли подобное мастерство, известное лишь неведомому народу на краю- конце запада Срединной?
И вдруг стало интересно: а имеет ли народ саха такое, чего нет в других землях и племенах Орто? Может, оно-то и влечет сюда белоглазого демона? Предмет это, секрет потаенного умения, или нечто, что состоит не из вещества и не относится к знаниям мастеров? В самой ли долине прячется тайна или в наследии родственной крови, несущей неизвестные знаки предков и Дилги? За чем охотится демон, почему стремится изничтожить Элен и людей, живущих в ней? Что кроется в загадке, связавшей странные события в веснах, не подвластной малоизощренному человечьему разуму?
Силис задавал кучу вопросов никому в никуда, словно мальчишка на пороге вступления в отроческий возраст. С детства не ощущал себя таким неразумным и ничтожным перед безвестной напастью. Витающую в воздухе таинственную угрозу чуяло сердце старейшины. Впервые растерялся, не зная, как спасти от нависшей опасности каждую ветвь, каждый сучок, листик и почку родов долины, объединенных одним корнем-пуповиной, одной плотью и кровью.
На сход соберутся вместе живые колена предков пяти родовых кланов, пяти славных аймаков. Будто пять пальцев правой руки – все разные и все нужные. Аймак Сытыган был шестым. Казался лишним, негодным пальцем на крепкой работящей руке… Силис не успел вовремя подавить эту скверную мысль и в крепкой досаде отругал себя за скоропалительность порицаний. На всякий случай попросил прощения у светлых богов.
Мусора в голове человека столько же, сколько никчемных слов в иных речах. Дурные мысли насылаются лукавыми духами Джайан. Нельзя идти на поводу бесовского вторжения, иначе добрые думы постепенно умрут в голове. Останутся только подлые, а от них недалеко до низких деяний. Черти – тут как тут, могут завладеть испорченным человеком, направить его на вредоносные затеи. Бесы приваживают везение, и поначалу все гадкое удается споро. Но потом причиненные кому-нибудь неприятности бедой возвращаются к человеку по круговому закону бытия. Всегда лучше светлая мысль размером с мышонка, чем черная с быка.
Люди моют голову, смывая внешнюю грязь, так почему бы и с внутренней стороною подобно же не поступать? Подумал о человеке худо – очисти его в мыслях от грязи, нанесенной тобой. От слякоти на обуви портится битый глиною пол, от черных дум пачкается воздух. Если черномыслящая толпа соберется в одном месте, туда мигом слетятся злобные духи и станет трудно дышать. Плохо придется людям, если на земле замараются славные места…
Силис не нынче пришел к такому разумению. Он далек был от возвышенных мечтаний, смотрел на мир земными глазами, но верил, что следует чаще размышлять о хорошем. Тогда оно, хорошее, обязательно сбудется по правилам Круга.
Внезапно старейшина забыл, где находится, забыл о подсказанных бытием законах. Его прикусила совесть, и через мгновение начало бить и крушить покаяние перед потерянным аймаком.
Нести не изнести Силису эту ношу!.. Будь он внимательнее и чутче, давно бы понял, что происходит с Никсиком. Старшина Сытыгана был по-своему гордым человеком, отличался осторожностью и замкнутостью нрава. Без ветра-то, говорят, и дерево не качается, а Никсик помалкивал о злоключениях рода. Ничего не просил, не жаловался на Малых сходах. Наоборот, с оскорбленным видом отказывался от предлагаемой помощи, твердя: «Нам ничего не нужно», – хотя все знали об ужасающей бедности сытыганцев.
Разве Силис о том не знал? Знал! Но ему, вечно чем-то занятому, не хотелось углубляться в напасти вроде бы не такого уж бездеятельного старшины. Тот каждый раз спешил бодро известить, что жизнь его людей наконец-то налаживается. Что они воспрянули и вот-вот вернут былую состоятельность – осенью… в новолуние… после праздника Нового года-весны. И Силис беспечно откладывал решение заставить упрямого Никсика принять необходимую подмогу.
«Где твое умение слушать не то, что говорят, а то, что прячут за словами? – винил себя старейшина, только теперь потрясенный своим отношением к Сытыгану. – Где твои хваленые достоинства, правитель? Тебе было просто удобно верить обещаниям Никсика! Ты не удосуживался съездить в маленькое селенье, собственными глазами увидеть, что там творится! Да полно – ты даже не поинтересовался, сохранилась ли в аймаке хоть одна завалящая корова, хоть одна дряхлая кляча!..»
Никсик застенчиво улыбался, легко переходя от стыдливости к обиде. Должно быть, помешался рассудком, не сумел возмочь гнетущих мыслей о нищете родичей. Не смог вынести плохо скрытой неприязни других аймачных, его, Силиса, снисходительности… и брезгливости! Иначе он ни за что б не поддался науськиванию черного шамана, не повел бы остальных на злодеяние. И вот оно – наказание людям долины, кара преступно безучастному старейшине!
Силис скорбно качнулся. Придя в себя, дернул поводья, пуская буланого легкой рысью по раскисшей дороге.
Стало быть, решено: люди соберутся на сход в Двенадцатистолбовой. Третий день пошел несчастью, сегодня предадут земле Кугаса, Дуолана и сытыганцев. Никсика похоронят завтра после схода, как и отшельника Сордонга. Следовало бы, конечно,
