пережить малое время, ни о чем не думая, иначе сердце вот-вот лопнет… Плач Модун ворвался в куцые клоки оборванных мыслей. Странные ее слова втиснулись в затуманенное сознание морозно, колюче, комком снега за шиворот:
– Страшный человек с красными зрачками…
И вновь память сделала кувырок, сверкнули ледяные глаза.
– Страшный человек с красными зрачками… Страшный…
О, сколько может повторять одно и то же безумная женщина! Хорсун со стоном зажал уши. Потом он не помнил, как вернулся в свой двор, бесцельно побродил по нему и оседлал Аргыса. Осознал себя лишь на коне перед воинами. Они собрались возле юрты погибшего Кугаса в полном составе. Сжав рукоять батаса в чехле, багалык проговорил:
– В Сытыган.
Сказал и вздрогнул от кровожадного рева дружины, потрясающей копьями. Скорые к мщению воины успели переодеться. Вновь осбруенные лошади храпели так, будто лесной старик-шатун в злости на свою бессонницу драл березовую кору на морозе.
– Не все! – осадил багалык, готовый по башке себя стукнуть за безотчетную спешку. Назвал всего троих.
Медля и ворча, но не смея возразить, разочарованная дружина оборотилась к Двенадцатистолбовой. Отрядники занесли убитых в юрту. Кто-то окликнул:
– Хорсун!
Голос был женский. Багалыку почудилось, что его зовет Нарьяна. Обернулся резко и впервые едва не свалился с седла…
Подбежала Модун.
Беда мутит голову человеку, беда же и отрезвляет ее в какой-то непостижимый миг. Не дает опрокинуться рассудку, втоптаться в черную бездну душе… Темное от горя лицо женщины осунулось, но глаза смотрели твердо и цепко.
– Возьми меня с собой.
– Нет.
– Возьми, иначе я брошусь под копыта Аргыса, – пригрозила Модун.
Он понял – так и сделает. Что-нибудь сотворит с собой. Сдался:
– Ладно.
Спросил приглушенно:
– Ты видела странника?
– Да. Незнакомец с красными зрачками, воткнутыми в лед, посмотрел на меня в окно. Такие глаза нельзя забыть…
Женщина всем телом задрожала от страха. Хорсун слез с коня и обнял ее. Какой бы Модун ни была статной, прижавшись к могучей груди багалыка, она показалась себе маленькой да и пришлась ему по плечо. Рассеянно гладя ее по голове, он молился, закрыв глаза. Модун тихо заплакала:
– Прости… Не уследила…
Домм второго вечера
Цвета измены
Слепая старуха Эмчита бросила в корзинку железную мотыжку вместе с выкопанным корешком травы-воина. Протянула руку к Берё, своему поводырю. Понятливая собака тотчас подсунула голову под ладонь. Хозяйка привычно запустила пальцы в густую теплую шерсть. Недавно Берё исполнился год, но пес уже почти вошел в силу. К осени он отлинял, лишь на поджарых светло-серых боках кое-где висели грязные клоки. На лбу, над внимательными изжелта- карими глазами, виднелись кружки темной шерсти, напоминающие пару дополнительных глаз. Таких собак зовут четырехглазыми, считают собачьими шаманами. Говорят, они хорошо видят духов, разумеют язык вещей и человечью речь.
Слепой повезло весну назад. Примерно в такое же время Эмчиту позвали помочь на обряде проводов богини Айи-Ситы, сказать ей и Хозяйке Земли Алахчине слова благодарения. Кузнецова жена Урана после долгих бесплодных весен наконец-то разрешилась первенцем.
Старуха не удивилась, когда вместо ребячьего плача услышала в доме тявканье щенка. Значит, был еще один обряд – подмены ребенка. Погодя узнала: сына кузнеца отдали на догляд и прикорм многодетной семье. А пока мальчика должен заменить песик, взятый у недавно ощенившейся соседской суки, чтобы обмануть бесов. Если нечисть захочет навести смертельную болезнь на сына кузнеца – собачье дитя ее примет.
Соседка сетовала, что пристроить удалось только двух щенков из большого помета, и Эмчита после обряда отправилась к ней. Одного хозяин как раз собрался утопить. Никто не хотел его брать. Пес с лишними потусторонними глазами может вырасти опасным. Легче избавиться от такого, пока еще обыкновенные глазки слепы. Эмчита попросила ненужного себе, и люди обрадовались: не
