- Мы прошли. Оно больше не придет.
Она кивнула, показав, что понимает, однако от своего напряжения она не могла так легко избавиться.
Казалось, и эриад не было ни времени, ни интереса ждать, когда они избавятся от своих страхов. Пен и Синнаминсон снова тронулись в путь, двигаясь по лесу. Опустилась ночь, на небе появились луна и звезды, изменилась сама текстура света. Постепенно их зрение привыкло к этой темноте и они смогли видеть достаточно хорошо, чтобы понять, куда ставить свои ноги. Вокруг них высились древние деревья-гиганты, великовозрастные стражи этого странного места. Пен почти ощущал, как они наблюдают, как ждут, что же он и Синнаминсон будут делать. Лес был темным и молчаливым, но он был живым. Пен шагал с осторожностью, считая, что есть большая разница в том, где и как ходить. Земля была мягкая, покрытая ковром хвои, влажная и пахнущая гниющей листвой. Он не слышал никаких звуков ночных птиц или мелких животных. Он не заметил никакого движения.
Эриады повели их с ободряющим шепотом через лес, между массивными древними деревьями, по лощинам и подъемам, вдоль скальных выступов и вокруг отвесных обрывов. Тропинка вилась непостижимым образом, так что любой, кто ни разу по ней не проходил, вряд ли бы смог ее обнаружить. Пен не мог этого объяснить, и у него возникло странное ощущение, что если по этой тропе пройти дважды, то каждый раз это происходило бы по-другому. Хотя это место и состояло из камня и земли, ручьев и деревьев - твердых, осязаемых вещей,- чувствовалось, что оно было эфемерным и постоянно меняющимся. Эта изменчивость была характерной особенностью, превращая твердое в жидкое, физическую местность в страну грез. У Пена появилось ощущение, что в это место нельзя попасть, если только тебя не пригласит его создатель.
Это было место, вдруг подумалось ему, в котором Король Серебряной Реки почувствовал бы себя, как дома.
Потом он начал слышать какое-то гудение, легкое, но настойчивое. Сначала он подумал, что это ветер, дующий в ветвях деревьев и шелестящий листьями, но в воздухе не было никакого ветра. Затем это гудение превратилось в пение, слова были непонятными, но само звучание четким и убедительным.
- Синнаминсон?- прошептал он.
Она улыбалась:
- Пен, эриады поют.
Он прислушался к ним, к этим странным, эхом разносящимся голосам, которые, казалось, происходили и изнутри, и снаружи его головы, становясь громче и затихая определенным ритмом, повторяясь снова и снова.
- Ты можешь их понять?- спросил он, наклоняясь поближе и говоря тихим голосом, боясь как-то нарушить эту песню, сломать ее чары.
Она закачала головой:
- Разве это не прекрасно? Мне так хочется петь вместе с ними.
Они продолжали идти через лес, все более углубляясь в него и удаляясь от оврага и того, что в нем обитало. Наступила ночь и мир превратился в смесь крошечных кусочков звездного неба, проглядывающего сквозь разрывы в лесной кроне. Рен не мог точно сказать, как далеко они зашли, но ему казалось, что гораздо дальше, чем это было возможно. Эта вершина, хотя и огромная, но имела какие-то определенные размеры, не более четверти мили в поперечнике. Даже учитывая, что они постоянно двигались то вверх, то вниз по этой скалистой земле, вряд ли они могли столько уже пройти и не оказаться на противоположной стороне.
Однако они шли и шли, время проходило, ночь молчаливо и мягко накрывала все вокруг, воздух становился теплее, а свет от луны и звезд ярче. Спустя какое-то время Пен отпустил руку Синнаминсон, больше не опасаясь ни за нее, ни за себя, веря, что они нашли убежище от всех опасностей, которые преследовали их так много дней. Это заключение полагалось на чувства, а не на рациональное основание.
Но он ощущал это таким же реальным, как землю и лес, по которым шел, и этого было достаточно.
Наконец, когда прошло уже много времени после восхода луны, а они проделали уже такой путь, который уже давно должен был вывести их на другую сторону вершины, эриады, которые все это время пели свою песню, вдруг замолчали.
