тела, стеклянной цельной массы, протискивание ее между строениями и деталями ландшафта Марблтана с последующим уничтожением городских, настоящих зданий. Будто проклюнувшийся птенец кукушки выкидывал из гнезда другого птенца, занимая его место. И все это сопровождалось исчезновением людей, обитавших в таких вот подменяемых домах.
Появление наростов, как следовало из рассказов немногочисленных счастливчиков, было процессом мгновенным. Как вспышка молнии. Ну, может быть, не настолько быстрым, но уж точно не оставлявшим никаких шансов на спасение. Примерно так же выдавливается лекарство из шприца, на счет «раз, два, три». Кто-то воткнул этот гигантский шприц с изнанки нашего мира и впрыскивает стеклянную дрянь, меняя облик города и жизнь горожан.
А потом шкипер сделал для себя и вовсе ужасное открытые. Только о нем он никому не говорил ни слова, полагая, что никто не поверит, зато точно сочтут его сумасшедшим. Поэтому сейчас, удерживая в руках кружку, он раздумывал: сказать – не сказать? Все же рядом были проверенные товарищи, с которыми ему довелось наглотаться и горя, и радости, и соленой воды. Наконец, он решился…
– В общем, тут такое дело… Я ее видел. – Все трое соседей за столиком уже после первой фразы изумленно уставились на Уиклера.
Еще одной особенностью нынешнего сезона штормов стали сквозняки. Неожиданные, холодные, протягивающие даже через теплые одежды. От них не имелось спасения: словно заговоренные, сквозняки проникали в самые защищенные помещения – казалось, можно запереться в стальной шкаф, но и там они настигнут. И вскоре им приписали роль невидимых лазутчиков, что проникают в этот мир из какого-то другого и рыщут в поисках удобного места, куда впоследствии втиснется Нарост, отвоевывая пространство у Марблтана.
Уиклер жил в крошечном домишке рядом со сквером Вечернего Бриза, как его окрестили за пристрастие влюбленных парочек и стариков к прогулкам в этом парке. Вечерами Уиклер читал газеты, сгорбившись на облюбованной парковой скамье, удивляясь, насколько бурной и полной всякой ерунды и высосанных из пальца скандалов и новостей бывает жизнь, заодно поражаясь, какие все же жадные до страстей столичные жители, то ли дело Марблтан!
В непогоду шкипер перебирался с газетами в дом, включал радио и коротал время в тихой дреме. Он уже привык к одиночеству, оно его не пугало. Но этот сезон штормов все перевернул с ног на голову. И в его дом тоже проникли сквозняки, заставляющие перевязывать толстым платком поясницу.
В сквере голодный ветер срывал свое зло на несчастных деревьях. Уиклер слышал, как падали и ломались о землю большие ветви. Над входной дверью колотился фонарь: словно приблудный пес, он просился, чтобы его укрыли в доме, подальше от такого разгула непогоды. И оказалось, что одиночество никуда не делось. Уиклер вслушивался в вой ветра и гул прибоя, доносившийся со стороны залива, и понимал, что он один и что ему страшно. Радио он включил лишь однажды, в первый же день прихода штормов. И сразу же выключил, в панике едва не сломав костяные клавиши радиоприемника, – настолько жутким оказался звук из тарелки громкоговорителя. Словно косматый оборотень взвыл на луну, одновременно царапая когтями стекло. А потом настало время настоящего стекла, которое пришло из другого мира.
Сидеть дома в таких условиях было совершенно невыносимо. Уиклер нашел выход в преодолении бури, как он сам окрестил это занятие, позволявшее не впасть в холодное оцепенение. Он выходил рано утром под звуки ветра и шум дождя, пешком добирался до Пивного Маяка, где проводил время, после чего под видом каких-то важных дел вновь выходил под ливень и следовал туда, где появился еще один Нарост. Из головы у него все никак не шло то, как затянулось тело Нароста после взмаха молотом. Стекло посыпалось, отколовшись крупными кусками, а после, когда он поднял взгляд, оказалось, что никаких следов ущерба на этом инородном госте нет. Странное сочетание – стекло и неуязвимость. Еще более странным оказалось исчезновение людей. Эйра не в счет, она попала в неудачное время в самое неудачное для нее на всей планете место. А вот те, кто находился в своих комнатах, куда-то девались, не успев ничего осознать. По крайней мере, все указывало именно на это. Если бы шкипер был знаком со старшим инспектором полиции, то мог бы от него узнать, что город наполнился случаями весьма странных смертей и самоубийств. Но таковое знакомство пока не случилось, оно произошло позже.
При жизни он знавал старую Эйру, не раз и не два доводилось ему разгружать улов на ее складе. Поэтому, пока все бегали глазеть со страхом на новые наросты, шкипер не забывал почтить своим присутствием и место, откуда все началось. Каждый день он приносил с собой маленький букетик фиалок, неуклюже пытаясь его как-то приладить между стеклянной расползающейся массой и разрушающимися домами по обе стороны Фри-Дерби, откуда сбежали все-все жители.
Это было самое страшное – чувствовать, что улица мертва, потому что кровь отхлынула из нее и теперь здесь образовалось мертвое пятно. Только однажды он встретил тут другого человека, в котором признал городского архитектора, ведь с ним вечно ссорились все рыбаки из-за нежелания городских властей расширить рыбацкие причалы. Архитектор ползал под дождем, путаясь в
