целую жизнь назад.

– Все там будем, – отрезал Яков.

Свет померк. Остался только скрип закручивающихся винтов. И что-то слабо мерцало в изголовье. Я повернул голову, изгибаясь как червь, – на внешнем шлюзе аппарата, словно нарисованная кровью, манила внутрь себя извивающаяся звезда Саккарта.

Хальмахера. Я вспомнил, что писали в газетных передовицах, о том, как неведомые твари являются из-под земли и сама почва начинает родить нечто невообразимое. А сколько подобных безымянных, никому не известных островов в Курильской гряде, осемененных новой жизнью?

Господи, как я хочу на землю. На Твердь. Пережевывать питательный грунт Панамского перешейка. Пусть так.

Мои руки были связаны за спиной, и я мог только скрести ногтями по стальному корпусу аппарата.

Боже, Боже мой, зачем оставил Ты меня?

Или нет?!

Йайн, темные Владыки Саккарта, Йайн!

* * *

Мои соотечественники: эмигранты, политические и религиозные беженцы – не оставляют меня вниманием. Весточки с Родины, из ее переломного прошлого и темного настоящего, приходят регулярно.

Пишут городские жители и новая сельская интеллигенция, профессура, школьные учителя, потерявшие ориентиры, потому что учебная программа вдруг разом устарела, и священники-растриги, которым стало некого окормлять. Краскомы революционной армии, присягнувшие новым владыкам, получили за свою изменчивую верность земельные наделы, но и в отставке продолжают мучиться правильностью выбора.

Но вот солдаты не писали никогда. Возможно, просто не знали обо мне или не хотели делиться сокровенным. Именно по ним, по их душам прошла линия водораздела, когда идеология трижды менялась прямо у них на глазах. И последняя, вместе со словом и страхом, весьма наглядно смогла показать, что будет с отступниками и предателями. И даже повседневные дела новых хозяев лемехом гигантского плуга перепахивали тысячи жизней и судеб. И не всегда смерть оказывалась наихудшим выбором.

Бойцы не писали скромному исследователю в Мискатоник, но все же у меня есть одно письмо о солдате. Интересно было бы узнать, кто его автор: поздний ли исследователь-фольклорист или просто путешественник, наткнувшийся на вымершую деревню. Слишком складный слог для простых крестьян, да и, скорее всего, давно уже не осталось свидетелей правды о том солдате, пришедшем с незнаменитой снежной войны.

Армия Маннергейма

Михаил Кликин

ЧТО ТАМ?!

Хозяева умолкают, лица делаются похожими на восковые маски, глаза – на стеклянные пуговицы. Старик медленно поднимает палец к губам: «Тс-с», – но все молчат и так, напряженно вслушиваются в тишину.

Двери заперты на три замка. Ставни закрыты и заколочены. Печная труба перекрыта вьюшками. Под полом все продухи заложены. Никому не пробраться в дом.

Однако хозяева не чувствуют себя в безопасности. Страх не дает людям спать, и они собрались здесь вместе: восемь человек, три поколения – большая семья. Напуганы все – и дед, вцепившийся в берданку, и неслышно молящаяся старуха, и обнимающий сына отец, и беззвучно плачущая мать.

Они знают – пришла их очередь. Они чувствуют – смерть рядом. Может быть, этой ночью, может, следующей брякнет что-то на крыльце, или стукнет на крыше, или хлопнет по наличнику – и уже на рассвете их станет на одного человека меньше…

ЧТО ТАМ?! Мыши возятся? Жук стену точит? Лягушка в подполье голос пробует?

Или это смерть подошла к их дому?..

Рано утром, когда запертые в курятниках петухи только пробовали голос, в деревне появился чужак. На нем были серые от пыли галифе, побитые яловые сапоги и поношенная шинель без каких-либо знаков различия. Мятый картуз, если не приглядываться, можно было принять за форменную фуражку без кокарды, а выправка и шаг чужака выдавали, что это настоящий солдат, а не простой бродяга в военной одежде.

Остановившись у колодца, солдат из-под руки оглядел окна, в которых уже горели отсветы солнца, встающего из-за низкой полосы облаков, крякнул и скинул с плеч на землю тяжелый мешок.

– Эх, мать, – сказал он негромко и взялся за тяжеленную бадью, стоящую на колодезной лавочке.

Массивный ворот скрипел долго – вода была глубоко. А пил солдат еще дольше – присосался к воде и не отрывался, хлюпал словно поросенок, пузыри пускал. Потом умылся из той же бадьи, бритую голову намочил. И опять огляделся.

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату