Восстановив дыхание, мы посмотрели друг на друга с ухмылкой. Все обиды долгого дня уже не выглядели столь существенными. Они скорее походили на татуировки, что носят все воины племени. Настроение у меня было великолепное. Потом я заметил небо. Темное, почти как ночью. Наверное, мы провели на парковке гораздо больше времени, чем мне казалось.
Таб обхватил меня за шею и сочувственно вздохнул.
– Я знаю, что твой отец всегда в напряжении, – сказал он. – Но неужели он и впрямь так беспокоится?
Завыла сирена. Мы посмотрели на перпендикулярную улицу, нас накрыл водоворот красно-синих огней.
В городе говорили, что сержант Бен Галагер родился сразу с пышными усами, и многие готовы были поставить на то, что найдутся и фотодоказательства. Но усы были только третьей характерной чертой внешности Галагера. Его волосы тоже впечатляли – своей нелепостью: черный парик, постриженный под горшок, вечно выглядел надетым набекрень.
Но никто не смел насмехаться над сержантом Галагером. Парик скрывал самую характерную его черту: кошмарный искривленный шрам на правом виске.
Десять лет назад сержант первым прибыл на место семейной ссоры в южном квартале города, где муж с женой бросались друг в друга тарелками в саду. Но когда приехал Галагер, дело усложнилось, отец семейства схватил ружье и начал размахивать им перед спрятавшимися за диваном тройняшками. Галагер без колебаний бросился перед девочками и получил пулю в череп почти в упор.
То, что он выжил, стало для докторов тем чудом, когда они просто пожимают плечами. Хирурги сочли слишком рискованным вынимать девятимиллиметровую пулю, застрявшую на полпути между черепом и мозгом, и полгода спустя Галагер вернулся в строй, совершенно прежним, не считая сильного заикания. Волосы вокруг раны так и не выросли.
Однако подлинным его стилем были усы.
Могу сказать по опыту, что хуже того мгновения, когда коп вручает тебя отцу, может быть только то, когда тебя вручает отцу коп – местный герой, человек, который никогда, насколько всем известно, не совершил ничего дурного и уж точно не приходил домой поздно, заставляя семью волноваться.
– Вы понимаете, мистер Ст-ст-старджес, что так больше не может п-п-продолжаться?
Выскользнув из хватки Галагера, я прокрался на кухню и прислонился к холодильнику. Через открытую входную дверь я видел, как Таб топает обратно в полицейскую машину, за ее окном он выглядел таким подавленным.
Папа окинул меня мрачным взглядом, а Галагера – самым что ни на есть смиренным.
– Сержант, даю слово. Джим – хороший мальчик, но здесь я бессилен, как и вы. Я много раз ему твердил, всячески подчеркивал, как важно приходить домой вовремя. Ночь опасна для всех, но особенно для мальчиков в возрасте Джима…
Галагер откашлялся.
– Сэр, речь не о Дж-дж-джиме.
Папа поправил очки, схватившись за пластырь, и покосился на сержанта. Галагер вытащил из заднего кармана блокнот и распахнул его.
– Двадцать шестого мая в пять минут восьмого вечера мы подобрали его в кв-кв-кв-квартале от…
– Вообще-то в двух кварталах, если считать Дубовую улицу…
– Пятого июня – в десять минут восьмого в двух кв-кв-кв-кварталах от…
– Той ночью шел дождь. Под дождем все может случиться.
– Девятого июля. Десятого августа. Т-т-т-третьего сентября.
– Сержант. Мне бы хотелось больше вас не вызывать. Правда. Но мир – это опасное место. И уж вы-то точно…
Галагер поднял бровь, и из-под косматого парика показался кусок кривого шрама. Несколько секунд папа упрямо глядел на сержанта, но потом его плечи поникли.
– Я знаю, – прошептал он. – Прошу прощения.
Пока на него не смотрели, глаза сержанта Галагера изучали комнату, останавливаясь на стальных ставнях – на три панели управления и впрямь стоило посмотреть; камера наблюдения главного входа жужжала у него над головой. Наконец его глаза остановились на мне, и я прочел в них сочувствие. Я ощущал и благодарность, и обиду одновременно. Я вздернул подбородок, и Галагер вздохнул.
– П-п-п-послушайте, мистер Старджес, – он показал пальцем на свою машину. – Мне нужно забросить домой того толстяка. Я не собираюсь з-з-з-з-заводить по этому случаю всякую официальную канитель. Но хочу кое-что объяснить, и вам п-п-п-придется меня выслушать. В мире и правда полно опасностей. И они н-н-н-ну-жадются в нашем внимании. Поэтому больше не звоните. Только не по такому п-п-п-поводу. Мы не можем тратить время понапрасну. Я ясно в-в-в-выразился?
