– Связь появилась, взял паузу, пошел за тобой.
– Кто объявился? – чуть помолчав, просипел я, пытаясь рывком прогнать сонливость, – чересчур провалился, пацан сдернул меня с глубокой фазы сна. Глотнуть бы чего, горло пересохло.
Он что, плечами пожал?
– Фляжку держи, – понял проблему Данька. – Через четыре минуты он снова выйдет в эфир.
– Что, не из наших?
– Мужик какой-то левый. В открытом канале светится.
Все наши группы работают в эфире со скремблерами, то есть с шифрованием.
– Хрена себе, новости… Откуда он тут взялся, такой загадочный? – встревожился я, уже оправляя куртку и прихватывая карабин.
– Сам в шоке, – бросил Манченко на ходу. – Я контролить начал, все по расписанию, наши не объявлялись, а этот вылез, прикинь!
На лоджии, где в углу стояла радиостанция, под еле видимыми, призрачными звездами холодной высокогорной ночи было все так же темно и тихо.
И вдруг среди этой тишины, как мне показалось, совсем близко от стоящего чуть выше большого коттеджного комплекса, раздался протяжный, странный и жутковатый звук, больше всего напоминающий низкий надрывный вой или протяжный низкий стон с раскатами в конце. Нет, это слишком агрессивно для стона, как-то зло, вызывающе звучит. Словно вдали кто-то, предварительно закинувшись веселыми таблетками, настраивал синтезатор, подключенный к хорошему усилителю. Но этот звук издавало живое существо.
– Мама родная, что это было? – прошептал Данька, трясущимися руками поднимая тепловизор.
Хорошо, что я слышал такое и раньше, так ведь и обделаться можно.
– Не очкуй, брат, это олень дурит. Осенний рев крупного быка – ежегодная брачная песнь изголодавшегося по самочке самца.
– Во бычара дает… Он что, прямо по улице ходит?
– Ну, кроме него, похоже, ходить некому.
Помолчали.
Минут через пять этот же рев снова пролетел над черепичными крышами коттеджей, и почти сразу со стороны Мзымты ему бархатисто ответил другой претендент. В этой короткой перекличке удивительно соединялись страсть и жажда свирепой схватки, вся мощь зудящих рогов с попытками выказать будущую нежность…
– Сейчас навстречу пойдут.
– Невозможно работать, – как-то совсем по-взрослому выдохнул Данила.
– Возможно! – резко оборвал я всю эту романтику. – Он обозначился?
– Кто? А… Сначала спросил, нет ли рядом Залетина, потом упомянул моего отца!
– Я спрашиваю, представился он или нет? Очнись!
– Сейчас… Ульянов его фамилия. Да, Владимир Ульянов. Как Ленин.
– Что-о?
Так это же старый знакомый, Вовка Ульянов, один из руководителей среднего звена ЦУКС, Центра управления кризисными ситуациями Красной Поляны! Чуть ли не крестник Залетина, человек от какой-никакой власти, известивший его о том, что Гарик Енисейский Штабом назначен смотрителем первого Заречного участка. Значит, не все спасатели отсюда смылись! Так. Ульянов прячется здесь, имеет радиосвязь, но не дальнюю. Никак не проявлялся довольно длительное время. Спрашивается, где он был, что поделывал?
Не дожидаясь истечения срока, я накинул на голову наушник.
Пш-ш…
– Я Пятый, контроль. Вызываю оператора Ульянова.
– В канале Ульянов, – почти сразу откликнулся он. Судя по качеству приема, эмчеэсовец находился где-то неподалеку.
– Володя, приветствую. Это Егор Санин, прием.
– Ого! Рад слышать!
– Ты где находишься?
– Подожди… – через паузу в несколько секунд ответил он. – Гош, вы с капюшонами уже познакомились? Прием.
