– С какими… А! Серые, понял тебя, понял, мы их называем инструкторами.
– Принял, пусть будут инструкторы. Дело тут такое, я ведь без скремблера.
– Что, они уже могут распознавать русскую речь? – сразу врубился я.
– Только учатся, но опасность существует.
Он явно знает про инструкторов, да и про остальных гугонцев, гораздо больше, нежели мы. За спиной кашлянул только что проснувшийся Негадов, которого я тут же отослал для наблюдения на крышу. Если по уму, то мне стоило погнать туда молодого, но Манченко изначально оказался в материале, так пусть в нем и останется.
– Хм… Русскую, говоришь? Ты английским владеешь?
– Почти свободно.
– Тогда переходим на инглиш в смеси с жаргонами, любыми, – предложил я, – пусть попробуют хоть слово разобрать, козлы.
– Готов, вваливаем!
И мы завернули на полную катушку, начав бегло обмениваться информацией, при этом легко и свободно понимая друг друга. Могу поклясться хоть родными лиственницами, хоть не очень-то и чуждыми пиниями: ни один вражеский шпион не смог бы понять нашу продуктивную беседу. Шалишь, падла, тут носитель языка потребуется! Хотя я не думаю, что инструкторы могут выделить силы и средства для постоянного сканирования радиоэфира и расшифровки переговоров на лету.
Второй наушник я развернул в сторону Даньки, чтобы и он все слышал, мало ли что со мной случится. Хотя в английском напарник не силен. Ничего, домыслит… То, что сообщил мне спасатель, сразу поставило с ног на голову не только текущую ситуацию, но и грозило перечеркнуть весь план тщательно спланированной операции «Ямал».
Володя Ульянов сидел в бункере.
Услышав это слово, я не сразу придал ему значение, восприняв его как нечто образное – просто убежище, где он прятался. И лишь потом до меня стало доходить главное.
– Постой, ты хочешь сказать, что это большой капитальный спецбункер? Прямо под железнодорожным вокзалом?
– Я про это тебе уже третий раз говорю, ты чем слушаешь? Вообще-то это не бункер, а убежище, так правильней, – устало повторил он. – Спецстрой работал, закрытый объект особой категории секретности. Бомбоубежище, нормативное защитное сооружение, все по СНиП 23–01–99 и другим, пятого класса, между прочим.
– Что это значит?
– А это значит, возможный максимум по защитным свойствам! – громче обычного выпалил Ульянов. – Для каждого класса установлены жесткие требования по избыточному давлению во фронте ударной волны и кратности ослабления ионизирующего облучения, защиты от излучения осадков на следе радиоактивного облака, отравляющих веществ, бактериальных или биологических средств поражения, по ударной стойкости, по сопротивлению проникновению бетонобойного боеприпаса… Короче, здесь убежище! Скально-железобетонное, монолитное, заглубленное. Средней вместимости, то есть от трехсот до тысячи человек в экстремуме. Реальная готовность на прием трех сотен душ. Промышленное фильтровентиляционное оборудование на три режима вентиляции. Кодовое название – объект «Торнау».
Удивленный посвист сам собой вырвался у меня изо рта. Торнау!
– И кого оно должно было укрывать в случае чего? – глупо спросил я.
– Чего тупишь? Первых лиц государства, конечно, не нас же с тобой!
– Ну да. Прямо под вокзалом… удобно.
– Еще бы! Главное же в том, что тут построена подземная ГЭС приличной мощности, энергосистема убежища полностью автономна.
– Она работает?
– Пашет на врага, – со злостью признал спасатель.
– Суки… Кабель протянули, и к штепселю?
– Не, у них тут что-то вроде беспроводной зарядки.
– Это как? – удивился я, поправляя наушник и одновременно показывая Даньке на перила лоджии, мол, слушать слушай, а на улицу поглядывай. – Типа смартфона? Положил на подставочку, и он заряжается?
– Я и сам так подумал, когда увидел впервые. Только у них не подставочка, а огромный блестящий блин, который лежит прямо на площади, увидите, когда доберетесь. НЛО присаживается, стоит на нем минут сорок, и готово.
Мне прямо наглядно представилась сцена такой заправки, а дальше промелькнуло нечто вообще бредовое: похищенный с Земли
