Позади недостроя узкий асфальтовый подъезд окружают заросли азалии. За этими зарослями, за их редкой трепещущей листвой, в размытой дымке и в стрелах солнечного света, падающих сквозь тучи в бездонные пропасти, бежит к морю Мзымта. А вокруг нее под надзором белых громад Главного Кавказского хребта лежит загадочная горная страна, все такая же закрытая и неизведанная, как было и сотни лет назад. Здесь наши бились с фашистами, останавливая их полчища, среди этих гор под зеленым знаменем пророка погибали последние отряды Шамиля, в этих местах закончилась Великая Кавказская война. Здесь, в районе ближе к Старому Адлеру, пошел в свою последнюю атаку Бестужев-Марлинский. Теперь трехпогибельный Кавказ угрюмо взирает на последнюю, может быть, войну человечества.
– Уйдет она, я чувствую, – услышал я голос уфолога.
Ну-ну.
Я посмотрел на часы. Есть еще девять минут. Если ничего не случится в нашу пользу, то придется воевать в этих условиях.
Древность лежала вокруг…
Вид отсюда сумасшедший. Залетин порой называет такие панорамы давно забытым словом бельведеры, что и переводится как «прекрасный вид».
В этом слиянии двух ущелий, чуть выше которого была природная площадка, годная для строительства, издревле жили, как мне казалось, очень патриархальные, но по-своему счастливые люди, даже если это были неудачливые монахи. Но не они мне представились, а простые деревенские жители, настоящие труженики. Прохладными вечерами они сидели у распахнутых дверей своих нехитрых домов, покуривая вырезанные из кукурузного початка трубки, и почти не разговаривали – все давно высказано, ничего нового не происходит. Загорелые босоногие детишки в глиняных кувшинах несли свежую воду из реки, морщинистые женщины готовили возле открытого очага с огромным подвесным котлом нехитрый ужин, в котором нет шашлыка, да и мяса вообще – мучное и сыры… Старики безмолвствовали, положив руки на кинжалы, и их седые брови прикрывали боевой еще блеск глаз.
Да, ровно так все оно и было.
Ближе к горе высится небольшой лесок. Это знаменитые лермонтовские чинары, то есть платаны. А есть еще чинарь, так в просторечье именуют буковое дерево. Буковые орешки – «чинарики» – содержат много масла, которым раньше заменяли так называемое прованское, то есть оливковое. Их очень любят полудикие свиньи местной породы. Рядом с крошечным поселением раскинулись виноградники, небольшие поля кукурузы и табака.
В картине не хватало только арбы, медленно ползущей по дороге, старой повозки с легким грузом, нагруженной более чем доверху. Пусть это будет кукуруза, здесь всегда любили кукурузу. Что бы делали горцы, не завези европейцы из Америки эту выгодную культуру… Нет, нужны еще и кувшины с вином сорта «Изабелла», тогда старая арба будет приятно скрипеть и чуть слышно погромыхивать, съезжая на обочину к абхазскому или греческому дому. И пусть недавно пройдет дождь. От этого мне будет казаться, что снопы блестят серебром.
Если бы у меня хватило воображения и остроты восприятия, я бы, пожалуй, написал литературный этюд, посвященный этому мистическому месту.
Неподалеку отсюда расположена видовая площадка, прямо над обрывом. Когда-то там в любую погоду останавливались большие экскурсионные автобусы, идущие из санаториев на Поляну. Из открывшихся дверей выплескивались легко одетые люди с фотоаппаратами, спешащие нащелкать как можно больше кадров горной теснины Ахцу, перед этим успевшие заснять красивейшие известняковые пропасти Ахштырского ущелья – это был обязательный элемент программы. Все отдыхающие, приезжающие на Красную Поляну, обязательно имели в семейном архиве такие снимки. Жизнь кипела.
Теперь же мы имеем одичавшую поляну с постепенно распадающимися зданиями.
Здесь хорошо прятаться. Рядом река с чистой водой, в лесах полно дичи, проложены две дороги – старая и новая, до сих пор находящаяся в отличном состоянии. С другой стороны, тут после ликвидации базы МЧС почти никто не ездит. Кроме перечисленных категорий в подобных медвежьих уголках встречаются экзотические религиозные секты и любители неоднозначных социальных экспериментов. Слава богу, таких немного, после Дня G все как-то протрезвели. Все меньше людей обращается к Высшим Силам. Что толку к ним апеллировать, если они уже нас бросили, причем в самый тяжелый момент жизни планеты людей?
Может, в Чужеземье, на юге Европы и в Передней Азии, все обстоит по-другому, и там, наоборот, верх взяли религиозные фанатики? Вряд ли. Давненько мы с турками не хлестались, они теперь все больше в Анатолиях своих сидят… Религиозные радикалы? Подозреваю, что весь радикализм предшествующих Катастрофе лет был порожден все тем же варварским паразитизмом, стремлением жить не собственным созидательным трудом, а поборами, разбоем и, конечно же, регулярными подачками международных спонсоров, использовавших подобные группировки в своих политических целях.
