Горобинский-младший так же резко отпустил мое лицо, как и схватил, и развернулся к друзьям:
— Аля, почему она не в клетке? С твоим периодическим обострением тупости она сбежит!
Слова сами по себе обидные, но тон, которым они произнесены, даже мне, ненавидящей своих тюремщиков пленнице, показался и вовсе оскорбительным.
Алина вспыхнула, у здоровяка заходили желваки на скулах.
— Андрей, выбирай выражения, — тихо потребовал он.
— Извини, я не хотел тебя обидеть, Алька, — покаялся сын вожака так, что всем ясно стало: он совсем не жалеет. Хорош друг, не правда ли?
Девушка отвернулась:
— Ладно, проехали. Иди к отцу, мы присмотрим за твоей невестой.
— Спасибо, ребята! — повеселел «женишок».
После его ухода Алина с другом недолго пробыли в подвале, и вскоре я осталась одна. В клетке.
Я злилась! Ох как я злилась на свое бессилие! Швыряла вещи, била кулаками по прутьям. Я рычала и, уткнувшись лицом в подушку, раздирала ее зубами…
А когда успокоилась, вновь попыталась применить простейшее заклинание: из открытой бутылки вытащить каплю воды и поднять ее в воздух. Увы, у меня не вышло. Я больше не маг, и та книга упала случайно, введя меня в заблуждение. Как же горько расставаться с надеждой!
Ночью я так и не уснула. Думала, искала иной выход, без магии.
К утру появился план побега. Сумасшедший, нереальный и в то же время простой. Ладно, дурацкий план наивной идиотки, которая хваталась за тоненькую соломинку.
Я решила вызвать сочувствие у тюремщиков, сделать так, чтобы пожалели, прониклись моей участью, увидели не симпатичную девку, которую захотел их друг, а личность. Личность, у которой есть право на выбор и свободу.
Точку, на которую можно надавить, я нашла, когда приходили Горобинские, только тогда не осознала, что она поможет спастись.
В минуты счастья люди совершают великодушные поступки, а влюбленные и вовсе творят безумные вещи. Если помочь парочке понять, что они будут счастливы только друг с другом, то они могут осчастливить и меня. Осчастливить свободой. Мне далеко до профессионального психолога, однако на все сто процентов я была уверена, что здоровяк любит Алю. И она внутренне готова ответить на его чувство, пускай сама этого и не осознает.
Подло ли использовать столь светлое чувство? Разумеется. Но иного выхода я не видела. Друзья Андрея ведь не мучаются угрызениями совести оттого, что я здесь пленница? Не спешат меня спасать? Так почему я должна думать о честности? Это война. Сражение, в котором ставка — моя свобода, а может, и жизнь.
Завтрак принес здоровяк — сама судьба благословляла и содействовала.
Хотелось расспросить, где мы вообще находимся, но, к счастью, придержала любопытство и произнесла:
— Твоя Алина — хорошая девушка.
Парень посмотрел на меня удивленно.
— Не моя, — возразил отрывисто. — Она своя собственная. Мы друзья.
— А хотел бы, чтобы было по-другому?
Он промолчал, одарив тяжелым взглядом.
И я вернулась к тому, с чего начала диалог, — к комплименту другой девушке:
— Алина простая и очень добрая, да?
Мысленно я кричала веру: «Соглашайся со мной! Ну же! Ты ведь от нее без ума!»
И о чудо — он кивнул!
— Она замечательная…
— Вы, наверное, давно дружите?
Вручив мне поднос с тарелками, парень закрыл дверь клетки и только потом ответил:
— Да, мы дружим с детского сада.
— И с Андреем тоже?
— Нет. С ним мы начали общаться в школе, он младше нас с Алей на четыре года.
Что-то в его словах заставило насторожиться.
