ничего существенного не помнил. Наши ученые, пообщавшись с перемещенцами и изучив вопрос, пришли к выводу, что при переходе некоторые знания как бы блокируются.
– Кем?
– Видимо, богами или иными, более высокими силами, – пояснил Ринар. – Бытует мнение, что знания закрывают для того, чтобы исключить влияние на наш мир извне. Чтобы наш мир имел возможность жить и развиваться по собственному сценарию.
Вот теперь я совсем припухла и… не поверила!
А Ринарион добавил:
– Зато у нас нет войн за знания и технологии чужих миров.
Я жестом попросила короля замолчать, а сама задумалась. Чего бы такого вспомнить? Важного, веского и вообще революционного?
После пары секунд молчаливого напряжения в памяти всплыл образ моей чудесной «Киа Рио», и предмет, способный перевернуть мир, определился сам собой. Двигатель внутреннего сгорания! Что может быть лучше и проще? И пусть я девчонка, но… я же еще и автомобилистка! Причем автомобилистка, которая не прогуляла ни одного урока физики в школе. То есть уж что, а общий принцип воспроизвести смогу!
– Я… – сказала и запнулась.
Буквально секунду назад перед глазами стояло нечто похожее на полый цилиндр и что-то, что в этот цилиндр входит. Только что? Порш… Нет. Черт. Нет, действительно не помню!
– Что? – спросил Ринар, и я усиленно замотала головой. Снова нахмурилась и даже отодвинулась от стола.
Но образ двигателя, который вот только что прочно сидел в памяти, стал чем-то совершенно неуловимым. Этаким миражом, который…
Черт! А я вообще принцип работы этого двигателя знала?
– Это бесполезно. – Угадав, чем именно занимаюсь, улыбнулся Ринарион. – Ничего, что может изменить привычное течение нашей жизни, ты не вспомнишь.
Я нахмурилась сильней, а собеседник, наоборот, разулыбался. И уж не знаю почему, но эта улыбка напомнила о главном – о том, с чего весь наш разговор начался.
– Весточка в мой мир… как это происходит?
– Знатоки вопроса перемещенцев говорят о храмовой магии. – Ринар кивнул в сторону своего письменного стола. – О том, что если известно имя силы, которая инициировала переход, то можно обратиться к ней за помощью.
Я невольно перевела взгляд на тот самый стол, потом опять к его величеству вернулась. И, не веря в собственный вывод, спросила:
– То есть все это время… ты сведения о иномирянах изучал?
– Не все, – отозвался Ринар. – Но не поинтересоваться, разумеется, не мог.
Ничего особенного в такой позиции, конечно, не было; поинтересоваться – это разумно и логично, но я все равно в недоумении осталась. Просто не ожидала, что его самодурство отвлечется от своих проблем и обратит внимание на мои.
– И что за весточка? – уточнила осторожно.
– Если твои родные умеют читать, предлагаю составить записку. А если нет…
– Умеют, – перебила я.
Собеседник улыбнулся уголками губ, кивнул и вернулся к трапезе. Не сразу, но я все-таки сообразила, что заниматься запиской раньше, чем закончится перекус, величество не намерен, и, подумав, тоже в тарелку уткнулась. Только жевала теперь гораздо активнее и заодно пыталась понять, о чем именно написать.
Да, весь остаток перекуса я усиленно размышляла о содержимом записки, но беспокоиться, как вскоре выяснилось, следовало о другом… Я осознала это в момент, когда Ринар усадил за собственный письменный стол, вручил лист бумаги, перо и… придвинул чернильницу.
Глядя на этот набор канцелярских принадлежностей, я сильно растерялась и уставилась непонимающе. Потом спросила:
– А чего-нибудь другого? Чего-нибудь вроде… ну хотя бы карандаша, нет?
Ринар приподнял бровь, непрозрачно намекая, что слышит про карандаш впервые, а я напряглась, но объяснить суть конструкции не смогла.
Потом услышала:
– Ты же грамотная.
