конкретно, а значит, имел возможности осуществить свои замыслы. Непонятно было другое: откуда он получил такие возможности, позволявшие ему не бояться конфликта с мощной структурой ФСБ.
Поучаствовали в фестивале – как зрители – и Варавва с Евгенией и Алексеем. Сначала послушали выступления уфологов с просмотром видеоматериалов, важно именуемых «доказательствами физического контакта инопланетян с землянами», обошли самые близкие аномальные зоны – Поляну ужасов и Пирамидки, пообедали в павильончике с гордым названием «Аномальное кафе», порешали, что делать дальше.
– Ты первый раз на фестивале? – спросил Варавва лейтенанта.
– Второй, – ответил Алексей.
– НЛО видел?
– Видел, но не здесь. Во время проведения фестивалей местная чертовщина почему-то отключается.
– Ну и каково твоё мнение?
Алексей неопределённо посопел, поглядывая на задумчивую Евгению.
– Если честно, я в пришельцев не верю.
– Но ведь шарики светящиеся летают? Тарелки разные?
– Шарики – это какие-то электрические явления типа шаровой молнии, а тарелки… этому просто пока не нашли правильного объяснения.
– Как же, если об этом целые фильмы снимают?
– Снимают те, у кого хорошая фантазия, – ухмыльнулся Алексей. – Пришельцы – выдумки людей с неустойчивой психикой.
– Если бы это были просто выдумки, людей не убивали бы, – возразила примолкшая Евгения, зябко передёрнув плечами. – К тому же описаны случаи, которые нельзя списать на больную психику свидетелей.
– Ну, не знаю.
Варавва взял женщину под локоть.
– Женя, понимаю ваше состояние, но всё же хотел бы поговорить с вами о Баркове. Он был вам дорог, это естественно…
Евгения слабо улыбнулась.
– Мы дружили, и только. Я помогала ему редактировать статьи и тексты для выступлений по телевидению.
Варавва почувствовал облегчение. Было бы совсем печально, если бы выяснилось, что понравившаяся ему женщина состояла с уфологом в гражданском браке или была его любовницей. Последнее обстоятельство почему-то показалось особенно важным.
– Может быть, вспомните, говорил ли Ермолай, кто из местных помогал ему?
Евгения наморщила лоб.
– Может, и упоминал, но не помню. А плавал он на лодке.
– Тут лодка только у одного мужичка есть, у Феди Скоробогатова с хутора Выселки, – сказал Алексей. – Рыбку ловит и в Усть- Кишерти продаёт на базаре. Можем подъехать, до хутора всего полтора километра, сейчас сухо, нормально проедем.
– Хорошая мысль. – Варавва оглянулся: показалось, что кто-то пристально смотрит ему в спину. – Прогуляемся заодно, разомнёмся. Вы не против, Женя? Нас всё равно не допустят до участия в расследовании убийства, судя по настроению местной полиции, поэтому надо искать другие пути выяснения истины.
– Мне всё равно.
– Тогда поехали.
Расселись в «Волге» Алексея, пропахшей кожей и антикомариным спреем. Машина выехала со стоянки фестиваля, провожаемая взглядами охранников и каких-то мрачноватых молодых людей.
Хутор Выселки встретил гостей тишиной и унынием. В нём сохранились только два дома, ещё четыре стояли с провалившимися крышами, пугая туристов пустыми глазницами окон. Никто по единственной улочке хутора, заросшей травой, не бродил, лишь за домом с зелёным заборчиком копался в огороде мужичок лет семидесяти, лысоватый, сухой, с бородкой, одетый в тельняшку и застиранное трико. Он и оказался Федей Скоробогатовым, ответив на вопрос Вараввы хмурым взглядом из-под косматых седых бровей:
– Чего надоть?
– Добрый день, дядя Федя, – сказал Алексей. – Уделите нам пару минут?
– Чего надоть? – повторил вопрос старик, не спеша выходить с огорода ближе к штакетнику.
Варавва, чувствуя себя как при выходе на подиум: интуиция то и дело подавала сигналы тревоги, за ними действительно кто-то следил, сам подошёл ближе.
